Читаем Дуэль Пушкина. Реконструкция трагедии полностью

Шекспиру случалось переделывать посредственные пьесы, не им написанные, в результате чего на свет появлялись мировые шедевры. Пушкин также неоднократно заимствовал сюжеты и мысли у предшественников и творил сочинения, отмеченные печатью гения1215. В случае с переделкой пьесы Шекспира чуда не произошло. Шекспировские идеи и образы не получили новой жизни.

Публика встретила поэму «Анджело» холодно. «По моему искреннему убеждению, – писал автор одного из обзоров, – „Анджело“ есть самое плохое произведение Пушкина»1216.

Нащокин вспоминал, будто поэт жаловался в таких выражениях: «Наши критики не обратили внимания на эту пиесу, и думают, что это одно из слабых моих сочинений, тогда как ничего лучше я не написал»1217. Это высказывание внушает сомнение. Возможно, Нащокин не совсем точно воспроизвёл смысл беседы с поэтом. Достаточно вспомнить слова Пушкина: «…русский язык, столь гибкий и мощный… неспособен к переводу подстрочному, к переложению слово в слово»1218, – слова, свидетельствующие о том, что Пушкин не предавался иллюзиям по поводу сочинений, подобных пересказу шекспировской драмы. Поэма «Анджело», законченная одновременно с «Медным всадником», заняла весьма скромное место в его литературном наследии.

Пушкин проявлял большой интерес к романам Вальтера Скотта, которыми зачитывалась образованная публика по всей Европе. Современники считали, что Скотт, создав форму исторического романа, возродил шекспировскую традицию. Белинский писал по этому поводу: «В начале XIX в. явился новый гений, проникнутый его духом, который докончил соединение искусства с жизнию, взяв в посредники историю. Вальтер Скотт в этом отношении был вторым Шекспиром»1219. Пушкин также склонен был исключительно высоко оценивать сочинения английского писателя: «…что нас очаровывает в историческом романе – это то, что историческое в них есть подлинно то, что мы видим – Шекспир, Гёте, Вальтер Скотт…»1220

Русские романы, имевшие успех, признавал поэт, написаны по образцу Вальтера Скотта.1221

В молодости поэт писал брату Льву: «Conversations de Byron! Walt. Scott! это пища души!»1222 Уединившись в Болдине осенью 1834 г., Пушкин сообщал жене: «И стихи в голову нейдут; и роман не переписываю. Читаю Вальтер-Скотта и Библию»1223. 18 декабря того же года он отметил в дневнике: «Третьего дня был я наконец в Аничковом. Опишу все подробности в пользу будущего Вальтер-Скотта»1224. В 1835 г. поэт посетил Михайловское, откуда писал Наталье в сентябре: «Я взял у них (Вревских. – Р.С.) Вальтер-Скотта и перечитываю его. Жалею, что не взял с собой английского»; «…читаю романы В. Скотта, от которых в восхищении»1225. Павлу Нащокину поэт шутливо говорил в ноябре 1833 г.: «Погоди, дай мне собраться, я за пояс заткну Вальтер-Скотта!»1226 Н.М. Карамзин увлекался чтением романов Вальтера Скотта и шутил, что поставит памятник великому шотландцу у себя в саду.

Романы Скотта породили множество подражаний. Этот путь был чужд зрелому Пушкину. Повесть «Капитанская дочка» дала яркое представление об избранной им дороге. Законченная незадолго до последней дуэли, повесть раскрывала колорит, но ещё больше – сокровенный дух эпохи. Пушкин обладал даром художественного проникновения в суть исторических событий. «Капитанская дочка» давала для понимания пугачёвщины больше, чем всё, что было написано до того, включая пушкинскую же «Историю Пугачёвского бунта» в двух томах.

Обращение к прозе – «языку мысли» – открыло перед Пушкиным новые бескрайние горизонты. Но современники не могли оценить метаморфозу, происходившую у них на глазах.

Талант Пушкина поразил современников в то время, когда русское общество переживало духовный и нравственный подъём. Общественное мнение было на стороне вольнодумцев. Казалось, перемены, которые должны были превратить самодержавно-крепостную Россию в процветающую, цивилизованную страну, близки. Не страшась гонений, поэт выразил надежды и чаяния общества, что и сделало его властителем дум.

После мятежа 14 декабря либерализм, с которым мирился и которому отдавал дань наследник просвещённых монархов XVIII века император Александр I, потерпел крушение. Казни и гонения потрясли Россию. Историческая ситуация претерпела разительную перемену. Общество перестало видеть в Пушкине наставника и пророка.

Пушкин вернулся из ссылки сразу после коронации Николая I. Престарелый писатель Владимир Измайлов писал в то время из провинции: «Завидую Москве. Она короновала императора, теперь коронует поэта»1227. Преклонение перед гением Пушкина достигло апогея в 1820-х годах, а затем его популярность стала падать1228.

Перейти на страницу:

Все книги серии Документальный триллер

Цивилизация Потопа и мировая гибридная война
Цивилизация Потопа и мировая гибридная война

В книге известного философа и публициста Виталия Аверьянова, одного из создателей Изборского клуба, Русской доктрины и продолжающих ее десятков коллективных трудов представлены работы последних лет. В первую очередь, это вышедший весной 2020 года, во время «карантинной диктатуры», цикл статей и интервью. Автор дает жесткую и нелицеприятную оценку и тем, кто запустил процессы скрытой глобальной «гибридной войны», и тем, кто пошел на их поводу и стал играть по их правилам. Прогнозы по перспективам этой гибридной войны, которую транснационалы развязали против большинства человечества — неутешительные.В книге публицистика переплетается с глубоким философским анализом, в частности, в таких работах как «Обнулители вечности», «Интернет и суверенитет», масштабном очерке о музыкальной контркультуре на материале песен Б. Гребенщикова, за который автор получил премию журнала «Наш современник» за 2019 год. Также в сборнике представлена программная работа «Невидимая ось мира» — философское обоснование идеологии Русской мечты.

Виталий Владимирович Аверьянов

Публицистика
Горби. Крах советской империи
Горби. Крах советской империи

Двое из авторов этой книги работали в Советском Союзе в период горбачевской «перестройки»: Родрик Брейтвейт был послом Великобритании в СССР, Джек Мэтлок – послом США. Они хорошо знали Михаила Горбачева, много раз встречались с ним, а кроме того, знали его соратников и врагов.Третий из авторов, Строуб Тэлботт, был советником и заместителем Государственного секретаря США, имел влияние на внешнюю политику Соединенных Штатов, в том числе в отношении СССР.В своих воспоминаниях они пишут о том, как Горбачев проводил «перестройку», о его переговорах и секретных договоренностях с Р. Рейганом и Дж. Бушем, с М. Тэтчер. Помимо этого, подробно рассказывается о таких видных фигурах эпохи перестройки, как Б. Ельцин, А. Яковлев, Э. Шеварднадзе, Ю. Афанасьев; о В. Крючкове, Д. Язове, Е. Лигачеве; о ГКЧП и его провале; о «демократической революции» и развале СССР.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Джек Мэтлок , Джек Ф. Мэтлок , Родрик Брейтвейт , Строуб Тэлботт

Документальная литература / Биографии и Мемуары / Документальное
Краткая история ядов и отравлений
Краткая история ядов и отравлений

«Я даю вам горькие пилюли в сладкой оболочке. Сами пилюли безвредны, весь яд — в их сладости». (С. Ежи Лец) Одними и теми же составами можно производить алкоголь, удобрения, лекарства, а при благоприятном направлении ветра — уничтожить целую армию на поле боя. Достаточно капли в бокале вина, чтобы поменять правящую династию и изменить ход истории. Они дешевы и могут быть получены буквально из зубной пасты. С ними нужно считаться. Историческая карьера ядов начиналась со стрел, отравленных слизью лягушек, и пришла к секретным военным веществам, одна капля которых способна погубить целый город. Это уже не романтические яды Шекспира. Возможности современных ядов способны поразить воображение самых смелых фантастов прошлого века. Предлагаемая книга познакомит вас с подробностями самых громких и резонансных отравлений века, переломивших ход всей истории, вы узнаете шокирующие подробности дела А. Литвиненко, Б. Березовского и нашумевшего дела С. и Ю. Скрипалей.

Борис Вадимович Соколов

Военное дело

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное