Дуэль Пушкина. Реконструкция трагедии

По возвращении из ссылки Пушкин получил от журнала «Московский вестник» 1000 рублей. Деньги целиком пошли на оплату карточного долга³²⁸.

Благородное российское шляхетство медленно разорялось. Дворяне закладывали и перезакладывали поместья. Их опутывали казённые и прочие долги. Азартные игры создавали угрозу благополучию дворян и казённой выгоде одновременно. Казино и рулетка были запрещены в пределах Российской империи. Секретная полиция держала под неусыпным наблюдением дома, служившие центрами картёжной игры.

Жандармы доносили правительству в 1827 г., что Пушкин принят во всех московских домах и, «как кажется, не столько теперь занимается стихами, как карточной игрой»³²⁹. В Петербурге поэт посещал дачу Завадовского, где шла большая игра. Профессиональные игроки Шихмаков и Остолопов приходили к нему для игры на квартиру³³⁰. В 1828 г., вспоминал Ксенофонт Полевой, он ежедневно посещал поэта в гостинице Демута и нередко заставал его за карточным столом, «обыкновенно с неведомым мне господином»; «…он вёл довольно сильную игру и чаще всего продувался в пух!»³³¹ В 1829 г. к Бенкендорфу поступил донос, что Пушкин готовится ехать на Кавказ ради картёжной игры: «…это путешествие устроено игроками, у коих он в тисках. Ему верно обещают золотые горы на Кавказе, а когда увидят деньги или поэму, то выиграют, и конец»³³². Во время поездки Пушкин дал себе зарок не садиться за карты, но не в силах был противиться страсти и проиграл сначала 1000, а затем ещё 5 000 рублей из занятых денег³³³.

Англичанин Томас Рейке, видевший поэта за игорным столом в декабре 1829 г., передаёт слова, сказанные им в азарте: «Я бы предпочёл умереть, чем отказаться от игры»³³⁴. В 1829–1830 гг. Пушкин попал «в сети» к московским игрокам Огонь-Догановскому и Жемчужникову. По донесению тайной полиции от января 1830 г., дом первого из них считался главным притоном для московских игроков. У Догановского «игорные дни назначены и сам хозяин мечет банк»³³⁵.

После 1829–1830 гг. Пушкин чрезвычайно сблизился с П.В. Нащокиным, одним из самых известных московских карточных игроков. В полицейском списке картёжников за 1829 г. на первом месте фигурировал граф Ф. Толстой-Американец, на 22 месте – Нащокин, «игрок и буян»³³⁶. Описывая быт Нащокина, Александр Сергеевич писал в 1831 г.: «С утра до вечера у него разные народы: игроки, отставные гусары, студенты, стряпчие, цыганы, шпионы, особенно заимодавцы»; «…как можно жить, окружённым такою сволочью?»³³⁷

Уже после свадьбы поэта Языков писал в письме брату, что Пушкин «приезжал сюда для картёжных сделок и находился в обществе самом мерзком, между щелкопёрами, плутами и обиралами. Это всегда бывает с ним в Москве»³³⁸.

Играя с подобной публикой, Пушкин постоянно оставался в проигрыше. За карточным столом плутовали не только профессиональные игроки, но и люди из высшего общества. Нащокин описал эпизод, имевший место в 1835 г. Поэт явился к троюродному дяде, князю Н.Н. Оболенскому с просьбой занять деньги. Князь денег не дал, но предложил играть пополам. Пушкин принял вызов, рискуя наделать новые долги. Оболенский выиграл много денег. Когда проигравший ушёл, «Оболенский стал отсчитывать половину денег племяннику, сказавши: „Каково! Ты не заметил, ведь я играл наверное!“ Поэт пришёл в ярость и, бросив деньги, в которых крайне нуждался, пулею вылетел из квартиры»³³⁹. Пушкин был человеком чести. Всякие отступления от законов честной игры он отвергал с презрением.

Проигрыши сопровождались упадком духа, утратой душевного равновесия. Ведя отчаянную игру, Пушкин мечтал о тихой пристани семейной жизни, которая избавит его от привычек холостой жизни.

Историю своих карточных дел Пушкин изложил кратко, но достаточно точно в переписке с адъютантом Бенкендорфа М.О. Судиенко, партнёром по карточной игре. В январе 1830 г. он жаловался приятелю: «Здесь у нас мочи нет скучно: игры нет, а я всё таки проигрываюсь»; Яковлев в Париже, «не играет…»³⁴⁰ «Из числа крупных собственников, – заметил поэт в 1832 г., – трое только на сём свете состоят со мною в сношениях более или менее дружеских: ты, Яковлев и ещё третий». Из трёх названных лиц двое были картёжными игроками, а «третьим» был царь. Далее поэт писал: «от карт и костей отстал я более двух лет (значит, незадолго до помолвки с Натали. – Р.С.); на беду мою я забастовал будучи в проигрыше, и расходы свадебного обзаведения, соединённые с уплатою карточных долгов, расстроили дела мои»³⁴¹. В январе 1830 г. поэт расплатился с Судиенко, которому проиграл 4000 руб.³⁴² Избавиться от более крупных долгов он не смог. В руках у Догановского и Жемчужникова остались его векселя на громадную сумму в 24 800 рублей³⁴³.

Однако избавиться от репутации отчаянного картёжника он не мог. Н.И. Гончарова, конечно же, знала о пристрастии зятя, грозившем будущей семье нищетой, и старалась внушить дочери, что та должна руководить мужем и строго следить за его расходами.