Дуэль Пушкина. Реконструкция трагедии

Послушная дочь написала письмо жениху, разумеется, под диктовку матушки. Обращение дочери к жениху было удачным ходом. Н.И. Гончарова использовала послание дочери, чтобы поставить точку в затянувшихся переговорах о приданом. Она решительно отказалась от своих обещаний по поводу земли и крепостных. Под конец она решила сложить с себя также и все расходы, связанные с шитьём подвенечного платья для невесты и белья.

Поэту пришлось заложить выделенную ему родителями деревеньку, чтобы расплатиться с долгами и ссудить Н.И. Гончаровой 11 000 рублей. «Теперь понимаешь ли, – жаловался поэт Плетнёву, – что значит приданое и отчего я сердился? Взять жену без состояния – я в состоянии, но входить в долги для её тряпок – я не в состоянии»³²¹.

В XIII в. Гончаровы снабжали полотном не только русский, но и английский флот. Они добыли миллионы трудом и потом. В XIX в. они не смогли сохранить свои позиции на мировом рынке, и их мануфактуры пришли в упадок. Сами Гончаровы из прижимистых купцов-мануфактуристов превратились в дворян, связанных родством со знатнейшими фамилиями империи. Они вели вполне дворянский образ жизни и умудрились быстро промотать всё состояние. Их задолженность росла как снежный ком.

Долги Пушкина далеко уступали долгам Гончаровых и имели иное происхождение. Решив породниться с Гончаровыми, поэт просил быть сватом Ф.А. Толстого-«Американца». Осведомлённость последнего не подлежит сомнению. Уже после помолвки Александра Сергеевича с Наташей «Американец» писал Вяземскому из Подмосковья 7 июня 1830 г.: «Пушкин с страстью к картам и нежностью к Гончаровой – для меня погиб»³²². Отношение Александра Сергеевича к картам приятель определял как страсть, отношение к невесте – как нежность.

Карточные страсти

Матримониальные затеи Пушкина терпели неудачу не только по причине его политической неблагонадёжности. Ни А.А. Оленин, ни Н.И. Гончарова не желали иметь зятем картёжного игрока. Увлечение Пушкина картами не было для них секретом.

Обладая необузданным темпераментом, поэт питал страсть к азартной игре. Никакая игра, писал приятель поэта Ал. Н. Вульф в дневнике, «не доставляет „столь живых и разнообразных впечатлений, как карточная…“ Это я слыхал от страстных игроков, напр., от Пушкина (поэта)… Пушкин справедливо говорил мне однажды, что страсть к игре есть самая сильная из страстей»³²³.

Страсть к банку! Ни любовь свободы,
Ни Феб, ни дружба, ни пиры
Не отвлекли б в минувши годы
Меня от карточной игры.

Во времена Пушкина мода на азартную карточную игру распространилась в русском обществе подобно эпидемии. Заядлый игрок князь Пётр Вяземский называл карты одной из непреложных стихий русской жизни. О «запойной» игре он говорил: «Подобная игра, род битвы на жизнь и смерть, имеет своё волнение, свою драму, свою поэзию»³²⁴.

Романтическая поэтизация карт была под стать духу эпохи. За карточным столом игрок, поставив на карту всё состояние, бросал вызов судьбе, вверял себя воле случая, неких сатанинских сил. После многих фатальных проигрышей Пушкин нашёл удачный образ, символизировавший безжалостность и неодолимость судьбы, рока. Утешая Вяземского, потерявшего ребёнка, он писал: «Судьба не перестаёт с тобою проказить. Не сердись на неё, не ведает бо, что творит. Представь себе её огромной обезьяной, которой дана полная воля. Кто посадит её на цепь? не ты, не я, никто»³²⁵. Обыденное сознание и литература наделяли игроков чертами демонической личности. В отличие от домашних игр типа преферанса, азартная игра не требовала особого искусства или напряжения интеллектуальных сил и подчинялась самым примитивным приёмам и правилам. Это открывало широкий простор для мошенничества и нечестной игры. Круг карточных шулеров неожиданно чрезвычайно вырос.

Игроки не рисковали жизнью, но крупная игра сопровождалась эмоциональными потрясениями, нисколько не уступавшими переживаниям воинов на поле брани. Игра, дуэль и сражение требовали от человека хладнокровия, мужества и выдержки³²⁶.

Всё, всё, что гибелью грозит,
Для сердца смертного таит
Неизъяснимы наслажденья —
Бессмертья, может быть, залог!

Однажды поэту довелось проиграть в карты рукопись – первый в его жизни сборник стихов. Опомнившись, он обратился к «лучшему из друзей моей минутной младости», «милому, беспамятному эгоисту» Никите Всеволожскому со словами: «Помнишь ли, что я тебе полупродал, полупроиграл рукопись моих стихотворений? Ибо, знаешь, игра несчастливая родит задор. Я раскаялся, но поздно. …Продай мне назад мою рукопись – за ту же цену 1000»³²⁷. Поэт желал вернуть себе вместе с рукописью право на публикацию сборника. Всеволожский великодушно предложил вернуть рукопись за 500 рублей, но поэт не согласился принять жертву. Из-за проигрыша и долгой переписки сборник вышел в свет с большой задержкой.