Дуэль Пушкина. Реконструкция трагедии

Дочери Вяземского присутствовали в церкви на венчании и передали Пушкину разговор двух молодых людей, из которых один «утешал другого, несчастного любовника венчаемой девицы» (Гончаровой). Княжны слышали весь разговор и заключили, что рыдавший юноша был Давыдов. «А я так думаю, – замечал от себя Пушкин в письме жене, – Петушков или Буянов…» (Гости Лариных из «Евгения Онегина». – Р.С.)⁴¹². Студент обливался слезами в церкви, Наташа – дома. Пушкин вовсе не думал ревновать невесту. Он увидел во всей истории лишь забавный анекдот.

Семейная жизнь

Через три месяца после свадьбы семья Пушкиных переехала в Петербург. В письме к Н.И. Гончаровой поэт объяснил своё решение с полной откровенностью. «Я был вынужден уехать из Москвы во избежание неприятностей… меня расписывали моей жене как человека гнусного… ей говорили: ты глупа, позволяя мужу и т. д. …обязанность моей жены – подчиняться тому, что я себе позволю. Не восемнадцатилетней женщине управлять мужчиной, которому 32 года»⁴¹³.

Подводя итоги первым неделям семейной жизни, поэт писал, что надежды на получение от Гончаровых приданого совсем плохи, «частью оттого, что их дела расстроены, частью и оттого, что на слова (их. – Р.С.) надеяться не должно. По крайней мере, с своей стороны я поступил честно и более нежели бескорыстно. Не хвалюсь и не жалуюсь, ибо жёнка моя – прелесть не по одной наружности»⁴¹⁴. 26 марта 1831 г. Пушкин писал Элизе Хитрово, что никак не может назвать прошедший месяц медовым из-за суматохи и хлопот⁴¹⁵.

Раздражение поэта по поводу московских неурядиц и недоразумений вылилось в словах: «Москва – город ничтожества. На её заставе написано: оставьте всякое разумение, о вы, входящие сюда»⁴¹⁶. Переехать в Петербург поэт задумал ещё до свадьбы. Об этом он писал Плетнёву 13 января 1831 г.: «Я не люблю московской жизни. Здесь живи не как хочешь – как тётки хотят. Тёща моя та же тётка. То ли дело в Петербурге! заживу себе мещанином припеваючи, независимо и не думая о том, что скажет Марья Алексевна»⁴¹⁷.

Поэт и дипломат В.И. Туманский, посетивший Пушкина на Арбате тотчас после его свадьбы, писал, что в пригожей Пушкиной нет чего-то необыкновенного: «Видно, что она неловка ещё и неразвязна, а всё-таки московщина отражается на ней довольно заметно. Что у ней нет вкуса, видно по безобразному её наряду»⁴¹⁸. Провинциальная барышня – такой была Наташа в Москве.

В Петербурге жила тётка Наташи – фрейлина Загряжская. Она позаботилась о том, чтобы одеть молодую женщину, следуя последней парижской моде. Но дело было вовсе не в нарядах. Московская дева могла служить украшением деревенской усадьбы или московского салона, но не большого света Санкт-Петербурга, единственного европейского города империи.

Покинув Москву, Наталья избавилась от опекуна и руководителя в лице маменьки и вполне подчинилась авторитету мужа.

В Петербурге, утверждал П.Е. Щёголев, Наталья Николаевна жила и дышала царившей в салонах атмосферой пошлого ухаживания; её духовная природа была бедна, и заменой ей служил светско-любовный романтизм; духовная жизнь сводилась «к области любовного чувства на низшей стадии развития»⁴¹⁹. Уничтожающий отзыв был продиктован стремлением исследователя изобличить быт и нравы паразитического российского дворянства. Но у Пушкина и его современников был иной взгляд. Они преклонялись перед красотой. Поэт придавал большое значение успеху жены в свете и с видимым волнением наблюдал за её первыми шагами в петербургском обществе.

25 октября 1831 г. одна из самых блистательных дам Петербурга Долли Фикельмон представила Натали свету. Долли не преминула описать внешность красавицы: «…лицо Мадонны, чрезвычайно бледное, с кротким, застенчивым и меланхолическим выражением».

Фикельмон увидела в Наталье ту самую черту, которая всего более пугала Пушкина в дни сватовства: «спокойное безразличие её сердца». В глазах поэта это было главной помехой к счастью избранницы, а значит и к счастью супругов в семейной жизни.

Контраст поразил Долли. Она записала в дневнике: «Жена его прекрасное создание; но это меланхолическое и тихое выражение похоже на предчувствие несчастия у такой молодой особы. Физиономии мужа и жены не предсказывают ни спокойствия, ни тихой радости в будущем. У Пушкина видны все порывы страстей; у жены вся меланхолия отречения от себя»⁴²⁰.

Понятие красоты в XVIII веке подразумевало румянец во всю щёку (отсюда чудовищное злоупотребление румянами) и пышные формы. С наступлением эпохи романтизма в моду стала входить утончённость, хрупкое телосложение, бледность, знак тайных сердечных бурь. Литература поэтизировала образ мечтательной девушки «с печальной думою в очах», живущей неземными интересами. Красота Пушкиной как нельзя лучше соответствовала требованиям новой моды.

Наташа была младшей из трёх дочерей Гончаровой. Её смирение и скромность бросались в глаза. Имея право на свою долю в доходах, Натали неизменно просила у старшего брата прощения «за то, что есть нескромного» в её просьбах. Извинения лишены какой бы то ни было фальши.