Дуэль Пушкина. Реконструкция трагедии

Дарья Фёдоровна Фикельмон (1804–1863) – внучка фельдмаршала Кутузова, дочь Е. М. Хитрово, жена австрийского дипломата и политического деятеля К. Л. Фикельмона. Художник П. Ф. Соколов, 1837 г.

Екатерина Гончарова настойчиво требовала у брата деньги. Пушкина сопровождала каждую просьбу стеснительными извинениями: «…если, конечно, это тебя не обременит, в противном случае откажи мне наотрез и не сердись…» (1833 г.); «Не сердись на мою нескромную просьбу, прямо откажи и не гневайся» (1835 г.)⁴²¹. Муж должен был смириться с тем, что Наталья отказалась в пользу родни от приданого, а затем от ежегодных доходов с семейных имений и заводов.

В Петербурге Пушкина жила на глазах у двора. Николай I вспоминал, что часто встречался с ней в свете, искренно её любил «как очень добрую женщину»⁴²². Доброй не раз называл жену сам Пушкин.

Отдавая должное красоте Пушкиной, Долли увидела отсутствие мира в её душе: «…эта женщина не будет счастлива, я в том уверена! Она носит на челе печать страдания. Сейчас ей всё улыбается, она совершенно счастлива, и жизнь открывается перед ней блестящая и радостная, а между тем, голова её склоняется, и весь её облик как будто говорит: „Я страдаю“»⁴²³.

Уже после смерти Пушкина Наталья Николаевна увидела необходимость объяснить в письмах черту безразличия или холодности, которую ей приписывали окружающие: «…Несмотря на то, что я окружена заботами и привязанностью всей моей семьи, – писала вдова поэта, – иногда такая тоска охватывает меня, что я чувствую потребность в молитве… Тогда я снова обретаю душевное спокойствие, которое часто раньше принимали за холодность и в ней меня упрекали»⁴²⁴. В искренности Натальи Николаевны невозможно усомниться. Всю жизнь она стремилась найти опору в религии, что позволяло ей сохранить душевное равновесие.

Приятель Пушкина А.Н. Вульф по случаю брака поэта писал, что «его первым делом будет развратить жену»⁴²⁵. Двадцатипятилетний повеса заблуждался. Ему была неведома гармония любви – стихия Пушкина. Поэт питал к жене совсем особое чувство, по временам дававшее о себе знать в наставлениях. Полушутя он писал ей: «…в деревне не читай скверных книг дединой библиотеки, не марай себе воображения, жёнка»⁴²⁶. В библиотеке Гончаровых в Полотняном заводе было богатое собрание фривольных изданий XVIII века. В беседе с Михаилом Юзефовичем тридцатилетний Пушкин крайне отрицательно отозвался об эротическом сочинении маркиза де Сада «Жюстина, или злоключения добродетели» и признался, что не мог дочитать книгу до конца. В зрелом возрасте поэт не выносил, когда в его присутствии говорили о «Гавриилиаде» или цитировали отрывки из неё⁴²⁷.

Вполне оценить доброту и заботу мужа Наталья смогла, кажется, уже после его смерти. Выйдя замуж за Ланского, Наталья Николаевна так говорила ему о племяннике, жившем в их семье: «Горячая голова, добрейшее сердце. Вылитый Пушкин»⁴²⁸.

Пушкин угадал в Наташе Гончаровой Мадонну. Но идеалу его соответствовала светская Мадонна, благовоспитанная, с безукоризненными манерами⁴²⁹. Наташа явилась в столицу провинциалкой. Поэту пришлось немало потрудиться, прежде чем его избранница достигла совершенства. Пушкин терпеливо объяснял молодой женщине: «…ты знаешь, как я не люблю всё, что пахнет московской барышней, всё, что не comme il faut, всё, что vulgar… Если при моём возвращении я найду, что твой милый, простой, аристократический тон изменился, разведусь, вот те Христос, и пойду в солдаты с горя»⁴³⁰. Дурному тону поэт противопоставлял аристократическую простоту и благовоспитанность.

О влиянии мужа можно судить по тем переменам, которые произошли с женой после смерти поэта. Когда Наталья Николаевна вернулась в столицу через два года, проведённых в деревне после катастрофы, она вновь ощутила себя московской провинциальной барышней, и Вяземскому пришлось заново учить её хорошим манерам. «Войдя в комнату, – наставлял князь вдову, – не краснеть и не бледнеть, присесть хозяйке и гостям учтиво и выбрать себе местечко общее, а не отдельное… 20 минут, полчаса особенного разговора довольно». По существу, наказ Вяземского повторял наставления Пушкина: «Поменьше тщеславия… одним словом: достоинство! достоинство!»⁴³¹

Мать Натали упрекала зятя в жадности и прочих грехах. Бескорыстному и великодушному Пушкину пришлось не раз защищаться от подобных нелепых обвинений. В письме брату Пушкина писала: «Мой муж дал мне столько доказательств своей деликатности и бескорыстия, что будет совершенно справедливо, если я со своей стороны постараюсь облегчить его положение»⁴³². Стиль письма Натальи Николаевны в этом случае безукоризнен. Её слова были отзвуком живой пушкинской речи.