Пушкин отказался внести исправления в текст своего сочинения и ограничился тем, что опубликовал небольшой отрывок из поэмы. Цензура царя нанесла поэту не только моральный, но и материальный ущерб. В декабре 1833 г. он сообщил Нащокину о своих денежных неприятностях, проистекавших из необходимости расторгнуть договор со Смирдиным, «потому что Медного всадника цензура не пропустила»518
.Необходимость писать по долгу царской службы тяготила поэта. В 1833 г. он предпринял попытку расширить поле своих исторических изысканий. 22 июля в прошении Бенкендорфу он писал: «Обстоятельства принуждают меня уехать на 2–3 месяца в моё нижегородское имение – мне хотелось бы воспользоваться этим и съездить в Оренбург и Казань, которых я ещё не видел. Прошу его величество позволить мне ознакомиться с архивами этих двух губерний»519
. Николай I не желал надолго отпускать поэта из столицы и велел задать ему вопрос: «…по какой причине хотите Вы оставить занятия, здесь на вас возложенные?»520 Чиновнику IX класса пришлось объяснять, почему он пренебрегает царским поручением относительно написания официальной истории Петра Великого. Поэт сослался на то, что уже два года занимается одними историческими разысканиями, а теперь ему «необходимо месяца два провести в совершенном уединении, дабы отдохнуть от важнейших занятий…» К счастью, Николай I понимал, что мелочная опека в отношении Пушкина не даст ожидаемых результатов, а лишь оттолкнёт его. Он удовлетворил просьбу историографа.Подрядившись писать историю царствования Петра Великого, Пушкин использовал предоставленное ему право работать в архивах, чтобы написать историю бунтовщика Пугачёва. В письме Мордвинову от 30 июля 1833 г. он объявил, что взялся за сочинение «романа, коего большая часть действия происходит в Оренбурге и Казани»521
.Сказать правду он не мог. В 1827 г. Бенкендорф запретил Пушкину напечатать песни о Степане Разине на том основании, что «церковь проклинает Разина, как и Пугачёва»522
.Биография Суворова была ещё одним предлогом к занятиям пугачёвщиной. Интерес к подвигам прославленного полководца не ставил под сомнение благонамеренность автора.
Пушкину были выданы документы, связанные преимущественно с военными действиями против бунтовщиков. Что же касается следственных материалов, заключавших допросы Пугачёва и его сподвижников, они были засекречены. Лишь после издания книги император разрешил Пушкину ознакомиться со всеми секретными материалами. Министр юстиции Дашков позаботился о том, чтобы передать эти материалы в архив для занятий Пушкина. Но к тому времени поэт отказался от намерения продолжить работу над книгой о пугачёвщине.
Пушкин давно обдумывал план исторического романа из времён Пугачёва в духе Вальтера Скотта. Он с полной откровенностью заявлял, что рассчитывает поправить свои материальные дела с помощью издания книги о бунте.
Завершив работу, Пушкин через Бенкендорфа просил царя лично рассмотреть его сочинение. Он объяснял причины, побудившие его обратиться к пугачёвщине: «…думал некогда написать исторический роман, относящийся ко временам Пугачёва, но, нашед множество материалов, я оставил вымысел, и написал Историю Пугачёвщины»523
. Письмо Пушкина не содержало формальной просьбы о публикации Истории Пугачёва. Автор как бы заранее принимал любое решение государя: «Не знаю, можно ли мне будет её (рукопись. –В черновом варианте письма Пушкин касался вопроса о принципах, которыми он руководствовался при написании сочинения: «…я по совести исполнил долг историка: изыскивал истину с усердием и излагал её без криводушия»524
. Приведённые строки Пушкин вычеркнул. Слова об изыскании истины казались неуместными в письме, извещавшем, что труд написан исключительно для Его Величества. Пушкин был превосходным психологом и к тому же он успел изучить характер самодержца.Жандармерия с подозрением отнеслась к затее поэта. Но Николай I после цензурного просмотра пушкинского сочинения 31 декабря 1833 г. одобрил его. В марте 1834 г. казённая типография получила распоряжение печатать «Историю Пугачёвского бунта».
Пушкин писал историю с исключительной тщательностью и добросовестностью. Он потратил много труда на знакомство с архивными материалами, объехал край, некогда охваченный бунтом, и собрал показания очевидцев, оставшихся в живых. Разрушительная стихия народного бунта предстала перед ним во всей наготе и безобразии. Отношение поэта к пугачёвщине всего точнее выразили слова из «Капитанской дочки»: «Не приведи бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный!»