Дуэль Пушкина

Обращаясь с просьбой к брату, Наталья ссылалась на расходы по воспитанию детей. Муж судил более трезво. Без всяких недомолвок он писал по поводу её ходатайства: «Новое твоё распоряжение, касательно твоих доходов, касается тебя, делай как хочешь; хоть кажется лучше иметь дело с Дм.Ник., чем с Нат.Ив. Это я говорю только dans l’interest de Mr Durier et Mde Sihler [в интересах мсье Дюрье и мадам Сихлер]; а мне всё равно»[1279]. Пушкин не сомневался, что полученные от Д.Н .Гончарова деньги будут истрачены на наряды и достанутся владельцам модных лавок Дюрье и Сихлер.

Эти достоверные факты опровергают ставшее привычным представление, будто наряды жены не были обременительны для семейного бюджета, поскольку оплачивала их преимущественно богатая тётка Загряжская. К началу 1837 г. Пушкины остались должны мадам Сихлер 3500 рублей и ещё одному владельцу модного магазина Плинке — 2015 рублей[1280].

Чтобы сохранить реноме первой красавицы столицы, Пушкина должна была обновлять гардероб. Денег не было, и 30 декабря 1836 г. она впервые заняла у ростовщика В.Г. Юрьева деньги (3 900 руб.) на своё имя[1281]. Зная щепетильность Пушкина, трудно предположить, чтобы она сделала это с ведома мужа. Скорее всего, то был тайный заём, с помощью которого Натали пыталась скрыть от света полное обнищание семьи.

Пушкин сам вынужден был занять у ростовщика Юрьева 10 000 рублей под большие проценты. Его заёмное письмо датировано 19 сентября 1836 г. Через три месяца к тому же ростовщику обратилась жена поэта. Семья предпринимала отчаянные усилия, чтобы освободиться из сетей ростовщика. Сохранилось письмо Пушкина к домовладелице Любови Алымовой: «Покорнейше прошу дозволить г-ну Юрьеву взять со двора вашего статую медную, там находящуюся»[1282]. В доме Алымовых семья поэта проживала в 1832 г. Громоздкая статуя Екатерины II была доставлена в столицу из Полотняного Завода. Гончаровы надеялись выручить за неё крупную сумму. Но продать её в казну не удалось, и Пушкины, съехав из дома, бросили статую во дворе. Пушкин предложил ростовщику статую в оплату своего долга, а, может быть, также и долга жены. Судя по письму, сделка была заключена, но выполнить уговор стороны не успели.

В поисках денег поэт обращался к случайным лицам. Тамбовский помещик и картёжный игрок Скобельцын явился к Вяземским с объявлением, что бросил степь и прибыл в столицу, чтобы выразить восторг перед поэтическими произведениями Пушкина и Петра Вяземского. Из последующих бесед выяснилось, что литературные сюжеты были чужды ему и что он вообще ничего не читал. 8 января 1837 г. Пушкин просил Скобельцына дать взаймы на три месяца или достать ему три тысячи рублей. Игрок остался глух к его просьбе[1283].

Пушкин заложил фамильное серебро, шали жены, драгоценности, серебро из приданого Александрины. Перед дуэлью ему, кажется, пришлось расстаться с шинелью, которая перешла в руки кредитора книготорговца Ивана Лисенкова[1284].

В трудной ситуации поэта выручали деньги друзей. Как следует из дел Опеки, на начало 1837 г. Пушкин остался должен Виельгорскому 1500 руб., П.А. Осиповой — 2000, Карамзиной — 3000 рублей[1285]. Семья Вяземских располагала приличными доходами, но среди кредиторов Пушкина Вяземских не было. Не имея денег, С.А. Соболевский оставил другу столовое серебро, которое тот заложил за 7000 руб.[1286] Долг поэта московскому приятелю П.В. Нащокину составил 3000 руб.[1287] 1 июня 1836 г. Пушкин занял по двум заёмным письмам у своего троюродного дяди князя Н.Н. Оболенского 8000 руб. под проценты. Поэт был должен книготорговцам и издателям Беллизару и Плюшару, владельцам лавок и погребов.

К июлю 1835 г. Пушкин был обременён долгом в 60 000 руб., из которых 20 000 приходились на долю казённого займа. В начале августа он получил из казны ещё 30 000 руб. В письме министру Канкрину от 6 ноября 1836 г. поэт упомянул, что его казённый долг (без залога имения) исчисляется 45 000 руб., из которых 25 000 он должен был уплатить в течение пяти лет[1288].

Сразу после вызова Дантеса на дуэль Пушкин задумал уладить дела с казёнными ссудами и в письме к министру Канкрину предложил взять в казну его вотчину село Кистенёвка для погашения долгов[1289]. Был ли демарш Пушкина связан с намёком на связь Николая I с Натали? Заключал ли в себе пасквиль 4 ноября такой намёк? Ответить на эти вопросы трудно. Но скорее всего светские шутники понимали, что любой намёк на похождения Николая I может разом покончить с их карьерой и благополучием. В 1836 г. злобой дня были ухаживания Дантеса за Натальей. Этой теме и посвящён был пасквиль[1290].

Поединок мог кончиться гибелью поэта или же смертью Дантеса. В любом случае дуэль была уголовно наказуемым преступлением. Утрата милости царя и суд превращали Пушкина в рядового должника. Закон грозил злостным неплательщикам серьёзными неприятностями.