Доклад Родик подготовил уже к вечеру. Благо, плакаты делать не требовалось. Сообщение должно было быть кратким. Речь шла о принципиальных вопросах, связанных с идеей правительства по сокращению выпуска военной техники и с линией партии на конверсию оборонной промышленности. Позиция была ясна — никакого сокращения, никакой конверсии. И то и другое нецелесообразно, хотя и по различным причинам.
Ответы на письма заняли еще два дня, а текущие вопросы в лаборатории могли потерпеть. Лишь к концу недели удалось выкроить время, чтобы привести в порядок запущенные дела по кооперативу. Их накопилось немало. Перед отъездом Родик оплатил приобретение материалов, заключил договоры на их переработку. Полным ходом шло производство одновременно нескольких групп товаров. Требовалось все больше наличных денег. Впервые Родик серьезно задумался об очевидном: поскольку источник финансирования — он сам, то средства у него, в отличие от государства, не бесконечны. Это в институте он мог запланировать любую работу и получить на ее выполнение достаточно средств. Перенос такой привычной для социализма практики в кооператив вызвал проблемы, и в первую очередь с наличностью. Надо было учиться считать деньги и стараться вкладывать их только в очень рентабельные проекты. Умом это Родик понимал, но реализовывать не получалось, и запас купюр, хранящихся в старом портфеле на балконе, таял на глазах, а возможностей пополнения становилось все меньше. Эти раздумья неприятно будоражили. Хотя, если взглянуть на ситуацию шире, приятное в ней тоже находилось — появился повод вызвать Оксу в Москву для доставки наличных денег. Он уже соскучился.
Остаток недели, включая субботу и воскресенье, Родик провел в разъездах, решая технические проблемы и согласовывая сроки окончания работ. Утром в понедельник он уже был в Харькове — во вторник должен был состояться Совет. По обыкновению устроились в заводскую гостиницу, сходили в конструкторское бюро, пообщались со знакомыми. Родик привез с собой спирт, купили закуску и всей компанией засели в гостиничном номере — выпивать и трепаться о будущем, перемежая интеллигентское нытье анекдотами и рассказами о мужских приключениях.
Совет прошел, как говорится, на высоком научно-техническом уровне. Горбачев оказался внимательным, вдумчивым слушателем. В заключительном выступлении правильно и грамотно расставил все акценты, заверил, что понял причины, по которым снижать объемы выпуска продукции и темпы научных разработок никак нельзя. Обрисовал перспективы дальнейшего развития страны, хода перестройки и места в этой работе оборонной промышленности. Долго убеждал слушателей, что конверсия — огромное благо для страны, но все присутствующие восприняли это как партийную говорильню, судьба которой — утонуть в потоках перестройки.
Вечером был банкет. Все в приподнятом настроении произносили оптимистические тосты, обсуждали перспективы. После банкета вечерним поездом Родик уехал в Москву. На работу он попал только в четверг. Первым, что он прочитал, было полученное по специальной связи постановление Центрального комитета и Совета Министров о сокращении почти на порядок выпуска основных объектов военной техники и перепрофилировании специальных конструкторских бюро на конверсионную тематику. Суть постановления, датированного вчерашним числом, полностью противоречила выступлению Горбачева. Очевидно, что, когда Горбачев выступал, постановление уже было готово и, вероятно, подписано… Сначала Родик поразился и перечитал основные пункты. Появилось чувство омерзения.
— Ни хрена себе, — громко выругался Родик. — Это полный п… Этот товарищ нас всех поимел!
Инженер по режиму, не привыкший слышать от Родика подобные слова, удивленно поднял голову от бумаг и нарочито серьезно сказал: «Родион Иванович… За дверью женщины. Не забудьте расписаться, что ознакомились».
Именно в этот момент, глядя в правильное, с мутными голубыми глазами лицо инженера по режиму, Родик понял, что страны уже нет, что каждый должен рассчитывать только на себя и нечего мучиться выбором. Надо не уходить, а, пока не поздно, бежать из института. Он сделал выбор. Выбор, который сводил на нет все усилия последних пятнадцати лет жизни, перечеркивал его карьеру, почти лишал его не только любимой работы, но и возможности продолжать кооперативную деятельность и вынуждал начать все сначала. Он понимал, что, уходя, полностью подрывает основы своего материального благополучия, оставаясь без гарантированной заработной платы и, возможно, прибыли от кооператива. Однако интуиция подсказывала, что выбор сделан правильно. Будет трудно, но если промедлить, то окажется поздно.