В основной своей массе привезенные вещи были изготовлены не на знаменитых предприятиях, а частниками. В связи с этим предметы стоили буквально копейки. Однако это никак не отражалось на их качестве — выполнялись они строго в соответствии с принятыми технологиями, а некоторые из них могли украсить экспозицию любого музея, поскольку обладали бесспорной художественной ценностью. Ведь их авторами были зачастую талантливые художники, имеющие всесоюзную известность. Происхождение изделий никого не интересовало, а экономия была огромная. Кроме того, снижался риск возникновения проблем на таможне — вывозить предметы планировалось под своим товарным знаком, выдавая их за продукт собственного производства. Такой же фокус с заводскими изделиями не просто обошелся бы дорого, а мог бы обернуться уголовной статьей за изготовление подделок. Однако придумать и зарегистрировать товарный знак оказалось сложно. Несколько десятков попыток, предпринятых лично Родиком, потерпели крах — предлагаемые им знаки уже существовали. Наконец, ему удалось зарегистрировать в Государственном комитете СССР по делам изобретений и открытий товарное слово «Алинф» для обозначения товаров в требуемых девятнадцатом и двадцать первом классах. Теперь изделия, готовящиеся к выставке, маркировались этим словом.
Самочувствие Родика с каждым днем улучшалось. Для ускорения выздоровления дважды в день он пил растопленный собачий жир, а вечером его заворачивали в простыню, обильно смазанную медом. Удивительно, но утром ни на теле, ни на простыне следов меда не оставалось. Организм всасывал все без остатка. Как и обещала Окса, однажды мед остался на теле и пришлось впервые с начала болезни принять душ. Вызванный врач смог услышать лишь жесткое дыхание в одном легком, а рентген подтвердил практически полное выздоровление. Однако на улицу Родик старался не выходить, боясь рецидивов. Окса каждый день появлялась у него, чувствуя себя почти как дома. Жена и дочь к ее присутствию привыкли и внешне никаких эмоций не проявляли. Несмотря на это, Родик потребовал, чтобы она уехала в Душанбе. Окса противилась. Однако Родик, считая приближающийся Новый год домашним праздником, достал через «Мострансагентство» дефицитный билет на самолет и, чтобы сгладить ситуацию, рискуя своим здоровьем, сам отвез Оксу в Домодедово. Расставание вышло неприятным. Окса то ли от нахлынувших чувств, то ли по другим причинам всплакнула. Родик же, не выносивший женских слез, внутренне взбесился. Еще немного — и произошла бы ссора, но Окса интуитивно поняла это и, виновато прижавшись к Родику, что-то нежно зашептала. Злость прошла, уступив место чему-то доброму и жалостливому, а комплект из уваровита довершил примирение. Окса, получив этот подарок, куда-то убежала, а через несколько минут вернулась без слез на лице и с новыми сережками в ушах и кольцом на руке. Браслет оказался ей велик, и Родик забрал его, пообещав к следующему ее приезду переделать так, что он не только будет ей впору, но и станет еще красивее.