Дуэль в Кабуле

Отправляя Бернса в Кабул с «коммерческой миссией», Окленд был согласен с предположениями и предложениями Бернса касательно политики в отношении Афганистана. Но затем генерал-губернатор круто изменил позицию — под воздействием своих советников. Капитан Уэйд, резидент в Лодиане, Макнотен, глава Политического департамента, Колвин, личный секретарь генерал-губернатора, были Столь же ярыми руссофобами, как и Макнил, и единственным решением «афганской проблемы» считали превращение Афганистана в протекторат Англии — с помощью водворения на престол в Кабуле «своего короля» Шуджи.

Эта троица из Индии и Макнил из Персии поддерживали и разжигали в Лондоне антирусскую истерию, имея союзника и в Д. Уркарте. Отозванный из Константинополя, он обвинял уже и Пальмерстона в «пособничестве завоевательным замыслам императора Николая». Но Уркарт, конечно, ошибался. Французский историк Сеньобос писал; «Тактика Пальмерстона состояла в запугивании великих держав угрозами войны и английской военной мощью. Более 30 лет ему удавалось скрывать военное бессилие Англии и сделать ее хозяйкой Европы».

Русский посол в Лондоне Поццо ди Борго, хорошо изучивший нрав Пальмерстона, весной 1838 года сообщал Нессельроде, что британский министр иностранных дел «соединяет в себе с буйностью характера злой. нрав и много злой воли».

Пальмерстон и в самом правительстве Англии вел себя так, что премьер-министр лорд Мельбурн признался русскому послу:

— Я бессилен против Пальмерстона…

Личный секретарь королевы Виктории Гревилль в дневнике в 1839 году характеризовал Пальмерстона очень красноречиво:

«Пальмерстон, наиболее загадочный из министров, ненавидимый дипломатическим корпусом, презираемый в своем собственном ведомстве, непопулярный в палате общин, никем не любимый, бранимый всеми, все еще правит в своем небольшом королевстве в Форин-оффис и не испытывает ни в малейшей степени стыда от того поношения, которому подвергается…»

К портрету руководителя британской внешней политики, нарисованному столь компетентной рукой, нечего прибавить!

Пальмерстон твердо стоял на том, что «Россия стремится завоевать Индию». Правда, Меткаф, опытнейший британский деятель в Индии, доказывал, что величайшую опасность для Англии составляет не Россия, а «увядание в умах обитателей Индии впечатления нашей непобедимости. Недовольство, которое способно вырвать наше владычество с корнем, существует в изобилии, и в любой момент может сложиться стечение обстоятельств, достаточное, чтобы привести его в действие».

Трезвый голос Меткафа заглушался воинственными призывами сторонников «твердого курса»…

Таковы были руководители британской внешней политики, направлявшие действия Бернса.

А за спиной Виткевича стояли Симонич, Нессельроде, Николай.

Собственно, Нессельроде можно бы и не брать в расчет, у него своего мнения не было, он послушно выполнял то, что требовал его венценосный шеф.

О взглядах Симонича мы уже говорили раньше: он ненавидел Англию и англичан. А в характере его было в изобилии то, чего совсем не было у Нессельроде: способность действовать самостоятельно, исходя из своего понимания обстоятельств и целей русской политики на Востоке. И еще свойственна была послу России в Тегеране в немалом размере живость южного темперамента, порождавшая неосмотрительность и поспешность умозаключений и поступков…

Николай, свой собственный министр иностранных дел, имел твердые принципы внешней политики, о которых Фикельмонт, австрийский посол в Петербурге в течение многих лет, писал в 1839 году Меттерниху:

«Война, о которой мечтает император Николай, это война… против Франции. Но эта война невозможна, поскольку существует союз между Англией и Францией; значит, нужно их разделить и привлечь на свою сторону Англию. Такова инстинктивная цель, равно как и сознательный расчет императора в его поведении в отношении Англии».

Для этого и был послан со специальной миссией в Лондон Бруннов, и Николай был доволен: «Первые шаги Бруннова в Лондоне были удачны. По-видимому, Англия с Францией все более и более разлаживаются…»

Совсем их разладить — такова была главная цель Николая всегда и в тревожный период 1838–1839 гг. в особенности.

Стремясь разъединить Англию и Францию и объединиться с Англией против Франции, Николай вынужден был считаться с реальной политикой Пальмерстона на Востоке. Она была враждебна России; «замыслам англичан против нас нет мер; и ежели исполнение в этом останавливается, то это не от чего другого, как от бессилия нам явно вредить», — писал Николай в конце 1838 года.

Николай и Пальмерстон не любили друг друга и знали цену друг другу…

И все-таки император во что бы то ни стало желал соглашения с Англией.

2

Виткевич покинул Кандагар 5 декабря. Зима вступила в свои права. Стояли морозы, на дороги ложился снег.

От Кандагара до Газни дорога шла по узкой долине реки между двумя горными грядами. До Кандагара Виткевич ехал по пустынным степям, а теперь попал в суровую горную страну.