Дуэли Александра Гамильтона

Весь прошедший год политические страсти кипели в Филадельфии. Одобрить новую конституцию или отвергнуть — этот вопрос раскалывал семьи, разрывал старые дружбы, превращал бывших соратников во врагов. Правда, все квакеры были за «одобрить». Ведь новый закон обещал каждому гражданину свободу выбора религиозных верований. Мистер Гамильтон в своих памфлетах, которые он публиковал под псевдонимом Публиус, подробно разъяснял смысл статей конституции, и Габриэль отыскивал эти памфлеты в газетах и читал их вслух на собраниях «друзей». Особенно привлекал квакеров конец статьи шестой: «Человеку нельзя отказать в занятии государственного поста по причине его вероисповедания». Ведь это означало, что даже квакер сможет занять пост почтмейстера, таможенника, даже мэра. О рабстве в проекте конституции не говорилось, но была надежда на то, что она поспособствует отмене этой мучительной несправедливости.

В каждом штате проходили съезды выбранных делегатов, которые должны были принять или отвергнуть конституцию. К началу весны ее ратифицировали шесть штатов: Делавер, Пенсильвания, Нью-Джерси, Джорджия, Коннектикут, Массачусетс. В мае к ним присоединились Мэриленд и Южная Каролина. Северная Каролина и Род-Айленд отвергли, Нью-Хемпшир медлил. Теперь все зависело от двух гигантов: Нью-Йорка и Вирджинии. Мистер Гамильтон объяснял: если противники конституции победят в этих штатах, американскому союзу грозит развал, может быть, даже гражданская война. А противники и там, и там были многочислены, богаты, влиятельны.

Мистер Мэдисон на съезде в Ричмонде и мистер Гамильтон на съезде в Покипси старались оттянуть момент окончательного голосования, ибо чувствовали: перевес голосов не в их пользу. Оба печатали памфлеты в защиту конституции, которые назывались «Заметки федералиста», а вскоре выпустили их в виде переплетенных томов. Но они понимали: победа сторонников в одном из двух главных штатов произведет огромное впечатление на умы колеблющихся делегатов в другом.

И вот это случилось: под давлением газетной кампании, благодаря поддержке таких фигур, как генерал Вашингтон, Бенджамин Франклин, Джон Адамс, съезд штата Вирджиния одобрил проект конституции. Теперь известие нужно было доставить в Покипси как можно скорее, до того момента, когда там вопрос об одобрении будет поставлен на голосование. А председателем на тамошнем съезде был губернатор Нью-Йорка Джордж Клинтон — яростный противник новой конституции, считавший, что она недопустимо урезает права штатов в пользу центрального правительства. И уж он сделает все возможное, чтобы голосование произошло как можно скорее, пока его сторонники имеют заметный перевес. Все эти обстоятельства Габриэль перебирал в памяти, выводя из конюшни любимую кобылку Пегги — ей предстояло покрыть первые сорок миль до Принстона. Сьюзен тем временем оправилась от испуга, кормила усталого посланца из Вирджинии остатками мясного пирога и свежей простоквашей. Мужу в дорожную сумку она уложила флягу с молоком, вареные яйца, краюху хлеба, сыр, несколько яблок. Габриэль надеялся покрыть расстояние до дома мистера Хикса в Бруклине к утру следующего дня. Ночи в июне были короткими, на ночлег он потеряет часов пять — не больше. Правда, его немного тревожили картинки в волшебной трубе его фантазии. Какая-то пожилая женщина шла там по городской улице, размахивала руками, взывала к жильцам, выглядывавшим из окон. Что ее огорчило? О чем она просила? Какое отношение она могла иметь к Габриэлю и его ответственной миссии? Это оставалось неясным, но предчувствие чего-то тревожного затаилось в душе. Чтобы отвлечься от него, Габриэль, как только выехал из города, возобновил свой давнишний разговор с кобылкой Пегги. Только с ней ему удавалось обсуждать трудные вопросы веры и политики, не боясь попасть впросак, не боясь обидеть кого-то или вызвать возмущение и протесты единоверцев. Как раз накануне, перечитывая на ночь Священное Писание, он дошел до истории про работников в винограднике, которая смутила его. Одни виноградари приступили к работе с раннего утра, другие — с полудня, третьи — еще позже. А Хозяин в конце дня заплатил всем одинаково — по динарию. Как же так? Разве это справедливо? Габриэль, когда расплачивался с работниками в своей скорняжной мастерской, всегда соотносил плату с количеством и качеством наработанного. Неужели он был не прав?

Пегги бежала ровной рысью, весело взмахивая гривой, стуча подковами по дорожным камням. Ей явно нравилось слушать хозяина, она даже слегка замедляла бег, если он умолкал. Однажды Габриэль поделился с ней своим открытием: Спаситель и апостолы совсем не пользовались лошадьми, предпочитали им ослов или мулов. Но Пегги не выразила никакого огорчения по этому поводу. Может быть, следовало поучиться у нее беззаботно относиться к далекому прошлому, пока солнце так ярко блестит на воде ручья, пока пшеничные поля проплывают, золотясь справа и слева, пока птичьи стаи с веселым щебетом проносятся над головой?