В какой-то момент словесные баталии, кипевшие уже две недели в зале двухэтажного судебного здания в городе Покипси, представились Гамильтону войной призраков. Ведь все участники этих баталий сражались за что-то еще не существующее, за то, что только
А интересно, догадывается кто-нибудь из делегатов о том, кто скрывается за десятками памфлетов, подписанных псевдонимом Публий? Когда Гамильтон планировал эту серию статей осенью прошлого года, он думал подписывать их «Гражданин штата Нью-Йорк». Но потом ему удалось привлечь к проекту вирджинца Джеймса Мэдисона — тогда пришлось придумывать что-то другое. Имя Валерия Публия, принявшего активное участие в свержении последнего царя в Древнем Риме и в основании республики, показалось им подходящим. Но они и вообразить не могли тогда, что их пропаганда новой конституции выльется в восемьдесят пять памфлетов, объемом в сто семьдесят тысяч слов, разлетевшихся по всем американским газетам и в конце концов отпечатанных в виде двух увесистых томов.
По договоренности с Мэдисоном Гамильтон не открыл авторства даже Вашингтону. Он послал ему газетные вырезки и получил очень теплый отклик: «Буду признателен за присылку дальнейших статей Публиуса, потому что автор превосходно освещает предмет полемики с разных сторон».
Зато газеты антифедералистов пестрели яростными нападками на защитников проекта конституции. Пасквилянты доходили до того, что изображали Гамильтона незаконорожденным чужеземцем, креолом, пробравшимся в Америку из далекой колонии, тайно поступившим на службу британской короне, защищавшим в этой роли в суде предателей-тори, сумевшим прокрасться в доверие даже к генералу Вашингтону.
Вечером в Покипси приехал Роберт Троп. На дорогу из Нью-Йорка у него ушло два дня. Усталый и запыленный, он сидел в гостничном номере Гамильтона и рассказывал печальные новости. Нет, ни из Нью-Хемпшира, ни из Вирджинии не было гонцов. Политические споры кипят в тавернах и кафе, и голоса противников новой конституции звучат все громче. Переплетенные тома статей Публиуса продаются плохо, издатель боится, что не заработает на них ни доллара.
— А что поделывает наш друг Аарон Бёрр? — спросил Гамильтон.
— Как всегда, затаился. Он отказался участвовать в нынешней конвенции, отказался баллотироваться в ассамблею штата Нью-Йорк. Видимо, выжидает, хочет увидеть, чей корабль выйдет из боя победителем, и тогда занять почетное место на капитанском мостике.
— Вспоминаю, что в своей адвокатской практике он часто использовал один и тот же прием: предлагал вообразить какое-то маловероятное стечение обстоятельств рассматриваемого дела, а потом незаметно начинал обсуждать эту гипотезу как реально случившееся событие. Но точно так же ведут себя многие делегаты конвенции. «А что произойдет, если обсуждение важного вопроса о войне и мире в сенате случится при минимально допустимом по новой конституции кворуме?» И дальше идут разглагольствования, построенные на допущении, что
— Твои враги, Александр, все чаще пытаются делать акцент на том, что ты приезжий и, мол, не можешь чувствовать нужды страны так хорошо, как коренные жители. Они не понимают, что здесь-то и таится твое главное преимущество перед ними. Не имея корней ни в одном из тринадцати штатов, ты способен вглядываться далеко вперед, в судьбу всей страны.
— Другая тема споров: выбирать президента прямым голосованием избирателей или создать институт выборщиков. Популисты яростно отстаивают прямую демократию. Я напомнил им, сколько глупостей и демагогии творилось даже в народном собрании Афин. Это оно изгнало Аристида и Алкивиада, приговорило к казни лучших адмиралов, обрекло на гибель великого Сократа.
— По сути ты прав, но по полемическому приему… Пойми: для тебя Пелопоннесская война кончилась только вчера, Фукидид сидит во фракийском изгнании и описывает ее в восьми томах, а Ксенофонт вот-вот отправится в свой Персидский поход. Но для большинства других делегатов вся эта античная небывальщина — просто старинные сказки, не имеющие никакого отношения к сегодняшнему дню. А ты в их глазах — начитанный умник, который пытается принизить их своей образованностью.