А в небе продолжались беспорядочные стычки между японскими торпедоносцами, которые пытались прорваться к кораблям, и истребителями, которые стремились помешать этому. Однако ночной воздушный бой был тяжелым для обоих противников, особенно если учесть, что он происходил на малых высотах да еще под спорадическим обстрелом с кораблей. Один из торпедоносцев разбился прямо под форштевнем авианосца «Кэбот», и вспыхнувшее бензиновое пламя на мгновение осветило корабль. Буквально в следующую секунду авианосец подмял под себя обломки, и пламя угасло, но и этой секундной вспышки оказалось достаточно зорким японским пилотам. Три самолета, выскочив из темноты, промчались прямо над эсминцами «Стокхэм» и «Вейдербурн», причем очередь эрликона подожгла один из них. Но это не помешало всем троим сбросить торпеды, и сейчас темнота сыграла на руку японцам, так как невозможно было уклониться от смертоносных снарядов, если их не видеть. Первая торпеда попала всего в 10 метрах от форштевня. Корпус бывшего крейсера не мог выдержать подобного удара, и взрывом была оторвана носовая оконечность. Еще одна торпеда прошла за кормой корабля, а вот третья, помедлив немного, ударила в левый борт прямо в районе миделя. Это попадание оказалось гораздо более опасным, так как вызвало сильный пожар. Вдобавок авианосец потерял ход. «Кэбот» превратился в хорошо видимую и заманчивую цель, чем помог остальным кораблям. Японские пилоты невольно старались атаковать именно его.
Не обращая внимания ни на огонь зениток, ни на атаки истребителей, которые также потеряли всякую осторожность, японские пилоты рвались вперед. Но иногда лучше иметь холодную голову, чем избыток храбрости. Повезло лишь одному из летчиков — он догадался атаковать с правого борта, и его торпеда попала напротив кормового элеватора. Для легкого авианосца это было слишком, «Кэбот» начал медленно погружаться кормой. Вероятно, его еще можно было спасти, но адмирал Боган занервничал, к тому же его собственные самолеты-разведчики обнаружили корабли адмирала Мацуды. Боган, вероятно, забыл, что Хэлси уже выдвинул вперед линкоры ОС 34, и приказал затопить авианосец, сняв команду. Что ж, можно лишь пожалеть, что японцы, подготовив технику ночных атак торпедоносцев, использовали ее считаное число раз.
Итоги этого боя прекрасно известны. Из 35 японских самолетов спаслись всего 7, которые вернулись не на авианосцы, а на аэродром Кларк-филд. Американцы лишились 5 истребителей, сбитых собственными зенитками и разбившихся при посадке. Главным же следствием стало то, что адмирал Хэлси окончательно потерял душевное равновесие. Накануне днем был потоплен авианосец «Принстон», и вот сейчас ночью еще один легкий авианосец пошел на дно. После этого желание поквитаться с японцами стало неодолимым, и на следующий день он сделал все, чтобы уничтожить эскадру Одзавы. Он не обратил внимания ни на отчаянные призывы Кинкейда, ни на резкий выговор Нимица и лишь гнал и гнал свои корабли на север. Единственное, что он сделал, и то лишь после разговора на повышенных тонах со своим начальником штаба контр-адмиралом Кэрни, приказал ОГ 38.1 адмирала МакКейна следовать к проливу Сан-Бернардино.
В ходе дневных воздушных атак самолетами трех групп ОС 38 были уничтожены все японские авианосцы, крейсера «Тама» и «Исудзу», 3 эсминца. Линкор «Исэ» получил 2 попадания торпедами, и его скорость резко упала, после чего линкоры адмирала Ли настигли его и быстро потопили. Кроме него, в ночном артиллерийском бою были уничтожены все 4 миноносца типа «Мацу», которые просто не имели шансов уйти от преследования. От всего соединения Одзавы остались линкор «Хьюга», крейсер «Оёдо» и эсминец «Симоцуки». Каким же ударом для Одзавы стало узнать, что его жертва оказалась напрасной и адмирал Курита не сумел воспользоваться предоставленной ему возможностью. Может быть, тогда бы он не предпринял эту отчаянную атаку в сумерках и уцелело бы больше кораблей?
Виртуальная нереальность номер восемь
Наверное, первыми авторами военных альтернатив были штабные офицеры, составлявшие планы операций. Ведь еще Мольтке заметил, что план любой операции существует только до первого выстрела, а дальше начинается форменная альтернатива. Но им это хотя бы положено по должности, да и делают это они профессионально, фантазируют, так сказать, в рамках дозволенного, логично и обоснованно. Зато когда за дело берутся литераторы — тогда берегись, легкость в мыслях сразу проявляется прямо-таки необыкновенная. Тут уже ни логика, ни здравый смысл, что называется, не ночевали.