— Да ничего не говорит. Ждать.
— Действительно, надоело до чертей. Хоть бы уже скорее сняться на Мурманск. Мне кажется, что у нас недостаточное охранение.
— А что будешь делать? Фронт задыхается без боезапаса и оружия. Не ждать же, когда сюда соберется весь британский флот.
— Все я понимаю. Вы счастливее меня, Ром. Воюете за свою страну, а я за что? Ну вот так, честно, скажите, зачем мы ввязались в драку на вашем материке? Можно было ее избежать. И сидел бы я тихо дома, плавал на хорошей линии, женился… Вы видели мою девушку? — О’Конор достал из ящика стола фотографию. — Красавица, из богатой семьи… Чего мы ввязались, не пойму.
— А вы спросите президента Рузвельта. Он вам объяснит, если сами так слабо разбираетесь в политической обстановке.
— Вы считаете? Я кончил колледж с отличием.
— Не имеет значения. Хотя война с фрицами и продолжается около года, вы еще плохо представляете себе, что такое фашизм.
— Ну нет. Это вы напрасно. В Америке фашизм успеха иметь не может. Мы, американцы, не терпим насилия над свободой личности. Не обижайтесь, Ром, если я скажу, что нам не очень приятен и ваш режим… А вам? Только честно.
— Родина в опасности. Это главное. А что касается насилия над личностью, то вы его терпите и еще как терпите. Скажите лучше, отчего не открывают второй фронт?
— Но все-таки! Неужели то, что писали наши газеты до войны о Советской России, было ложью? Какая-то доля правды есть? Ну хорошо, не сердитесь. Почему не открывают второй фронт? Откровенно — не знаю.
— Вот видите, как многого вы не знаете, хотя и кончили колледж с отличием. Ладно, Патрик, не будем говорить о политике, не то поссоримся. Одно совершенно ясно. Надо разгромить Гитлера, и как можно скорее.
— Согласен. Что же касается политики, то ну ее к черту. Она меня совсем не интересует.
Роман засмеялся.
— Очень уж вы, американцы, не любите политики и всего с нею связанного, а жаль. Без нее трудно правильно оценивать события.
— А вы, кстати, здорово научились говорить по-английски. Акцент еще сильный, ошибки делаете, но говорите почти свободно.
— Трачу много времени на ученье. Нужно, иначе трудно работать.
— Ну что? Пойдем в клуб?
— Нет. У меня какое-то паршивое настроение. Знаете, бывает так без причины.
— Вот это уже скверно, капитан. Читайте советы адмирала Джервиса. Там есть и хорошие. Помните? «Командир должен быть всегда примером для подчиненных, и если он вял, мрачен, расхлябан, и команда будет такая же». Вы не должны позволять себе иметь плохое настроение. Примите сейчас американскую формулу: «Улыбайтесь!» — О’Конор оскалил зубы в улыбке. — Все будут думать, что у вас прекрасное настроение. И еще способ. Выпейте как следует.
— Не хочу. Пойду к себе. Почитаю еще правила плавания в конвоях, приказы и тогда, наверное, скоро засну. Скучная материя. Заходите, Пат. Я всегда рад вам.
— Спасибо. Завтра матч «Гурзуф» — «Оушен Войс». Придете смотреть?
— Наверное. До свидания.
— Я не буду вас провожать. Хорошо?
По затемненной палубе Роман прошел к трапу, Матрос, одетый в теплую канадку и вязаный шлем, увидя его, козырнул, весело улыбнулся.
— Добрый вечер, мистер кэптен. С вашего разрешения, мы придем на «Гурзуф» смотреть кино, Парни нас пригласили.
Роман кивнул головой.
— Ладно, приходите.
На палубе «Гурзуфа» было пустынно, тихо и темно. Иллюминаторы наглухо закрыты щитами затемнения. Романа встретил рулевой с повязкой вахтенного на рукаве.
— Скоро пойдем? — с надеждой спросил он, заглядывая в глаза капитану.
— Не знаю, Фокин. Надоело стоять?
Капитан поднялся к себе в каюту. Не успел снять плащ, в дверь постучали. Вошел помполит Снетков.
— Ты что хотел, Андрей Федорович? — спросил Роман, когда помполит уселся в кресло.
— Новостей хотел.
Роман развел руками.
— Понятно. Потом, тут тебя исландки ждут.
— Женщины? — удивился Роман.
— Три.
— Зачем они пришли?
— Узнаешь. Они кинофильм посмотрят, а потом к тебе зайдут. Не бойся…
— Все шутишь, Андрей, а мне, знаешь, тошно. Какое-то тяжелое чувство. Я все ищу причину. Вроде бы из-за того, что мы ничего не делаем. Стоим, в футбол играем, белый хлеб жуем… Два месяца…
— Верно. Но ведь тут обкома нет. Собрались и пошли жаловаться. Разговоры с нами вести не будут.
— Не будут.
— Ну вот видишь. Так не пойдешь вниз?
— Нет.
Помполит вышел, а Роман сел к столу.
Женщины пришли со Снетковым. Одна пожилая и две молодые розовощекие девушки, в брючках и ярких свитерах. В руках они держали большие пакеты.
Роман пригласил всех сесть.
— Господин капитан, — сказала пожилая, — мы хотели просить вас передать эти вещи, — она показала на пакет, — вашим солдатам, которые воюют на севере. Им, наверное, холодно. Здесь хорошие вещи. Часть мы вязали сами, а часть купили. Свитера, перчатки, белье. Передайте от исландских женщин…
Девушки улыбались и согласно кивали головами.
Что-то дрогнуло в сердце у Романа, когда он посмотрел в грустные серые глаза исландки. «Мать», — решил он и спросил:
— У вас кто-нибудь в армии?