Дух Времени

Старушка застыдилась своей вспышки. Ей стало жаль «лодыря»… Потому, куда денется? Хоть и дрянь парень, а все-таки человек, какой ни на есть… Пришел голый и уйдет голым… Она пошла за жарким и положила Чернову лучший кусок гуся. Потом подперла рукой щеку и начала интимным тоном, каким никогда не говорила раньше, рассказывать, как и что говорил Андрюша, как во фрак оделся с утра…

– К матери ейной поехал, стало быть, благословения просить… – И вдруг всхлипнула и полезла за платком.

Слово «фрак» опять поразило ленивое воображение Чернова. Няня уже принесла сладкое и кофе, а он все тягуче твердил:

– Во фра-ке?.. Вот как!.. Во фра-ке… – Сомнений уже не было. «Катька» покорила Тобольцева, и няня права. Его выметут на улицу, как выметают хлам. Он чуть не всплакнул за шестой рюмкой ликера, когда раздался звонок. Чернов был так расстроен, что даже не поздоровался с хозяином.

Тобольцев мельком глянул на него, довольно враждебно, и пошел переодеться. Полный одного только желания быть наедине с любимой женщиной, он не чувствовал в себе обычной способности входить в интересы других. Страсть делает людей жестокими…

Но, сев за стол и подвязывая салфетку, он пристально взглянул в убитое лицо приятеля и мягко заговорил: «У тебя деньги остались? Видишь ли? Тебе неудобно здесь… жить теперь…» – Чтоб скрыть смущение, он залпом выпил рюмку водки.

– Знаю, – неожиданно покорным звуком ответил Чернов, но остановившихся глаз не поднял.

Ноздри Тобольцева дрогнули.

– Что ты такое знаешь?

– Все знаю, – процедил Чернов. И на этот раз в его выпуклых глазах появилась прежняя наглость.

У Тобольцева задергало щеку, пока, стиснув зубы, он старался выдержать взгляд Чернова. Тот вдруг усмехнулся.

– Вчера… она мне встретилась… когда сюда ехала.

Тобольцев вскочил и ударил кулаком по столу.

– Ты подстерегал?.. Негодяй!

Чернов сжался как-то весь, спрятав голову в поднятые плечи.

– Ну, чего ты, право? Ведь женишься? Мне какое дело?

Тобольцев тяжело дышал. Сорвал салфетку и сел, стараясь успокоиться… Да! Теперь он хорошо видел, не было другого выхода из созданного им самим положения. И – теперь он понимал ясно – все его поведение в прошлую ночь было продиктовано безошибочным инстинктом. Жаль свободы, конечно!.. Но, видно, как ни отрицай обряды, а приходится идти на уступки, если любишь женщину. А требовать геройства от нее… какое он имеет право? «И чем скорее покончить, тем лучше!»

– Деньги у тебя есть? – повторил он уже спокойно.

Чернов взглянул негодующе.

– Какие деньги?

– А, черт!.. Ведь не в десяти же рублевом номере ты ночевал!

Чернов усмехнулся.

– Подумаешь, провинциал-л!.. Найди мне гостиницу, куда бы тебя пустили без вещёй и без жен-щины?

Тобольцев с мгновение глядел на отекшую физиономию Чернова. И вдруг весело расхохотался.

– Ну, знаешь? Придется тебе эти замашки оставить на время… Вот тебе пятьдесят рублей! Сейчас ступай и найми себе комнату помесячно. И прошу не рассчитывать на большую сумму от меня до… ну хоть до… – Глаза Чернова почти вылезли из орбит от волнения. – …ну хоть до лета! Я постараюсь тебя пристроить Б Москве… И становись на собственные ноги… Отдохнул? Уж, пора!

Чернов мгновенно успокоился. До лета было далеко.

Тобольцев брезгливым движением отодвинул бумажки от блюда с жарким.

– Ну, что ж ты не берешь деньги? Или… (Усмешка сверкнула в его глазах.) Или тебе этого мало?

Чернов с таким презрением поднял брови и скривил рот, небрежно в то же время засовывая бумажки в карман пиджака, что никакого не могло оставаться сомнения в том, как глядит он на поведение Тобольцева.

«Вот нахал!!!» – весело подумал Андрей Кириллыч.

– Для меня деньги никогда не имели значения, – процедил Чернов, и его глаза досказали: «Не такой я скаред, как ты!..»

– Ах, черт возьми! – расхохотался Тобольцев, откидываясь на спинку кресла. – Да ты просто неподражаем! – Он разом пришел в прекрасное настроение, вытянул с комфортом под столом свои длинные ноги и с удовольствием хлебнул вина.

Но Чернов – потому ли, что считал себя уже обеспеченным, с деньгами в кармане; потому ли, что владел тайной Екатерины Федоровны и рассчитывал сыграть на этих акциях, – не счел уже нужным скрывать свой образ мыслей. Ему хотелось извлечь наибольшую выгоду из своего положения. Из-за «Катьки» он терял сейчас слишком много.

– Ты обрекаешь меня на нищенство и имеешь духу смеяться? – сдержанно, драматическими нотками, но с злым блеском в глазах начал он, наливая седьмую рюмку ликера.

– Ну, знаешь что, Егорка? Все в меру хорошо, даже наглость твоя… Ты слыхал, сколько мне Ситников стоит?..

– Н-ну… то скрипач…

– Двадцать пять в месяц. И те насилу заставил его взять. Чуть не плакал… А Дмитриев?

– Ну, вот нашел!.. Студент небось!

– Дура!.. Студент, по-твоему, не человек? Перечница ты чертова! – рассердился Тобольцев. – Студент… Как будто у него кожа другая? Чем ты лучше его? А он не соглашался принять от меня больше двадцати пяти в месяц… Да и то до первого заработка… Студент… Пошевели мозгами-то! Кто из вас для общества полезнее? Он талантливый малый…

– О… я давно знаю, что я – ничтожество!..