Дух Зверя. Книга первая. Путь Змея

На центральной площади – широком участке главной улицы – стояла добротная церковь, беленая домина со звонницей о пяти колоколах. Вход украшала весьма недурственная роспись, видимо, сработанная каким-то местным умельцем. Возница придержал лошадь, огибая колодец в центре площади, и вопросительно глянул на своего пассажира – когда тот, дескать, слезет. Олга мысленно скривилась от подобного неуважения, внешне, однако ж, досады не выказала, лишь сухо поинтересовалась, есть ли в селе постоялый двор. Гостиница, а заодно и кабак, была здесь же, в переулочке, рядом с площадью, только денег на комнату и ужин у Змеи не было, а поинтересоваться у возницы, не нужны ли кому в селе рабочие руки, она не успела, ибо тот, хлестанув вожжами по широкой лошадиной спине, поспешно укатил к речке. Все-таки боится, не хочет связываться. Олга подумала о том, что все же глупо стоять посреди улицы с двумя тюками и мечом за спиною, выставляя себя под перекрестный огонь любопытствующих взглядов селян. Поразмыслив, что хозяин кабака должен знать все сплетни и новости если не ради интереса, то хотя бы от скуки, она решилась заглянуть на постоялый двор.

Удача одарила Младшую своей теплой улыбкой в виде неугомонной и болтливой толстушки–хозяйки, радостно выпрыгнувшей навстречу гостье из-за стойки. Ее конопатое круглое лицо так и лучилось радушием, как, впрочем, и жадностью. Маленькие глазки в сплетении веселых морщинок обежали вновь прибывшую сверху донизу, оценивая предполагаемую выгоду. Хозяйка, видимо, сделала для себя какой-то вывод, остановившись взглядом на расшитой жемчугом тюбетейке. Олга кисло улыбнулась, заметив алчный блеск в теткиных глазах, и, следуя пригласительному жесту, уселась на широкую скамью поближе к выходу.

В гостинице было пусто и душно, лишь в темном углу дремал, завернувшись в серую хламиду, седовласый мужчина. Запах тушеной капусты наполнял столовую комнату, витая под низким и закопченным потолком, и оседал липким потом на лице и руках. Жирные деревенские мухи с глухим жужжанием разрезали густой воздух и садились на скобленые столы в тщетных попытках отыскать что-либо съедобное. Слава Творцу, хоть чисто, пусть и воняет! Олга, запустив руку в широкий карман халата, бросила на стол пару гнутых медяков и заказала холодного пива. Хозяйка принесла кружку пенной ячневой браги, оказавшейся на удивление вкусной. Чтобы как-то завязать разговор Олга вполне заслуженно похвалила питье, на что словоохотливая тетка начала причитать о том, как ячмень в этом году уродился на славу, а озимая пшеница вымерзла на корню из-за сильных ветров, согнавших с пашен снег, так что вряд ли мужики повезут много зерна на ярмарку. А ведь так надеялись на выручку! Еще и барин дуркует, оброк повысил. А где ж крестьянам деньгу золотую взять, чтобы барскую жадность утолить? Вот и ушло половина мужиков батрачить кто куда. В поле теперь одни бабы спины гнут.

Олга, прихлебывая холодную брагу, рассеянно слушала теткин трескучий голос, наблюдая за ползающей по столу жирной мухой. В животе предательски урчало. Змея была зверски голодна.

– Раньше хоть мельница подспорьем была в хозяйстве, – продолжала тараторить хозяйка. – Ведь из соседних деревень что на помол, то сюда везут. Так нет же, беда никогда не приходит одна. Жернов раскололся ни с того ни с сего, а у нас здесь камень хороший трудно сыскать. Так пока нашли, пока обтесали, неделя пролетела, это в самую-то страду. Там теперь работы век не переделать. Прохор, мельник наш, волком воет от убытков таких. А я ведь с самого начала говорила, советовала: “Не связывайся ты, Прохор, с духами злыми!” Никак водяной озлился на мельника. Видимо, почуял, проклятый, что раз тот жмырей гонять взялся, так, значит, всякое уважение к силам Творца потерял. Ведь они, водяные, тоже Богом созданы, чтобы людей струнить. Как и эти жмыри.

Олга, слушавшая несмолкаемый монолог хозяйки о злоключениях мельника, чуть не подавилась брагой при упоминание о сынах смерти.

– Как это, жмырей гонять? – переспросила она, но неугомонная тетка уже бежала навстречу вновь прибывшим посетителям. Из троих вошедших больше всех выделялся бородатый громила, рыжая шевелюра которого, подсвеченная багрянцем закатного солнца, искрилась, подобно огню в плавильной печи.