Духи Дамы в черном

Роберу Дарзаку стало плохо, и мы тотчас же перенесли его в гостиную Старого Боба. Но это была лишь минутная слабость: открыв глаза, он улыбнулся Матильде, склонившей над ним свое прекрасное лицо, на котором читался страх потерять любимого мужа в минуту, когда благодаря таинственному стечению обстоятельств она обрела его вновь. Робер Дарзак убедил ее, что ему не грозит никакая опасность, и попросил вместе с м-с Эдит выйти из комнаты. Когда дамы оставили нас, мы с Артуром Рансом, принявшись оказывать ему помощь, увидели, в каком необычном состоянии он находился. Каким образом этому человеку, которого все считали мертвым, которого на последнем издыхании засунули в мешок, – каким образом удалось ему выйти живым из пресловутого шкафа? Раздев г-на Дарзака и сняв повязку, скрывавшую рану на груди, мы увидели, что эта рана (случай не такой уж редкий) хоть и вызвала мгновенный обморок, не была серьезной. Пуля, попавшая в Дарзака в разгар его отчаянной борьбы с Ларсаном, расплющилась о грудную кость и вызвала сильное кровотечение, организм получил болезненную встряску, но никакой жизненно важный орган задет не был.

История знает случаи, когда людям казалось, что они видят, как умирает такой раненый, а тот через несколько часов как ни в чем не бывало вновь появлялся перед ними. Мне и самому вспомнился случай, который успокоил меня окончательно. Мой добрый приятель журналист Л., на дуэли с музыкантом В. выстрелил своему противнику прямо в грудь, и тот упал, не успев сделать ответного выстрела. Однако через несколько секунд мертвец встал и всадил пулю моему приятелю в бедро, так что тот чуть было не лишился ноги и несколько месяцев пролежал в постели. Музыкант же пришел в себя и на следующий день отправился прогуляться по бульвару. Как и Дарзаку, пуля угодила ему в грудную кость.

Только мы закончили перевязывать Дарзака, как подошедший папаша Жак закрыл дверь в коридор, которая была приоткрыта. Я принялся размышлять о причинах, побудивших к этому доброго старика, но тут в коридоре послышался звук, словно по полу тащили чье-то тело. Я подумал о Ларсане, о мешке из-под «лишнего трупа» и о Рультабийле.

Оставив Артура Ранса рядом с г-ном Дарзаком, я подбежал к окну. Я не ошибся: во дворе появилось мрачное шествие.

Уже почти стемнело. Благодатная ночь опускалась на все вокруг. Я различил Уолтера, сторожившего вход под потерну. Он смотрел в сторону первого двора, готовый, очевидно, преградить путь любому, кто вздумал бы пройти во двор Карла Смелого.

Я увидел, как Рультабийль и папаша Жак идут к колодцу, сгибаясь под тяжестью какого-то темного предмета; предмет этот был мне хорошо знаком, но в ту ужасную ночь в нем было тело другого человека… Мешок был тяжел. Они положили его на край колодца. И тут я увидел, что колодец открыт – да, его деревянная крышка стояла в стороне. Рультабийль вспрыгнул на край колодца и полез внутрь. Делал он это уверенно, словно путь был ему уже знаком. Вскоре голова его скрылась из виду. Тогда папаша Жак спихнул мешок внутрь и, поддерживая его, наклонился над краем. Затем он выпрямился и закрыл колодец, аккуратно положив на место крышку и придавив ее железными брусьями. Они при этом звякнули, и я вспомнил, что этот звук озадачил меня в ту ночь, когда я перед «открытием Австралии» бросился вслед за тенью, но та вдруг исчезла и я оказался перед затворенной дверью Нового замка.

Но мне хотелось увидеть… До последней минуты мне хотелось увидеть, узнать. Слишком много необъяснимого! Я знал только самую важную часть правды, но не всю правду, мне кое-чего недоставало, чтобы понять все до конца.

Выйдя из Квадратной башни, я отправился к себе в Новый замок и встал у окна; мой взгляд пытался проникнуть во мрак, нависший над морем. Темная, непроницаемая ночь. Ничего. Тогда я попробовал прислушаться, но не различил даже скрипа весел. Вдруг далеко, очень далеко в море – во всяком случае, мне показалось, что это происходит где-то у самого горизонта, рядом с узкой красной полоской заката, украшавшей ночь последним отблеском дневного солнца, – вдруг в эту полоску вошла какая-то тень, отнюдь не большая, но мне, не видевшему ничего, кроме нее, она показалась колоссальной, громадной. Тенью этой была лодка; словно бы сама скользнув по воде, она остановилась, и из нее поднялся силуэт Рультабийля. Я узнал его, как если бы он находился в двух метрах от меня. На фоне красной полоски все его жесты вырисовывались необычайно отчетливо. Продолжалась сцена недолго. Он наклонился и сразу же выпрямился, держа в руках мешок, чьи очертания сливались с его собственными. Затем мешок упал во мрак, и я снова видел лишь маленький силуэт человека, который простоял несколько секунд нагнувшись, затем опустился в лодку, и та снова заскользила по воде, пока не вышла за пределы красной полоски. А потом пропала и она.

Рультабийль опустил в воды залива Геркулес труп Ларсана.

Эпилог