Духи Великой Реки

Как ему и помнилось, библиотека подавляла. От полок красного дерева отражались, растекаясь по комнате, как сливки, добавленные в кофе, солнечные лучи, проникающие сквозь толстые стекла окон в потолке. Гхэ не мог избавиться от впечатления, будто стены увешаны гобеленами, сотканными из тел гигантских многоножек, – каждый сегмент их хитиновых тел был переплетом книги. Это ощущение усугублялось тем, что большинство обложек были черного или коричневого цвета. Те немногие переплеты, которые выделялись желтой, винно-красной или глубокой синей окраской, только наводили на мысль, что эти огромные насекомые к тому же еще и ядовиты. Ряды книг окружали ковер посередине комнаты, на котором стояло несколько низких столов, окруженных подушками для сидения. В глубине помещения стеллажи уходили в сумрачный лабиринт с узкими проходами, который Хизи называла Путаницей. Гхэ вспомнил, как легко скользила она мимо бесконечных полок, выбирая для «Йэна» то одну, то другую книгу. Сначала он только притворялся, что внимательно слушает ее разговоры про «указатель» и то, в каком порядке расставлены книги. Постепенно, однако, он почувствовал, что заразился ее увлеченностью: знание являлось оружием, и у Хизи оказался целый арсенал, которым она была готова поделиться. Теперь он запоздало гадал: не с помощью ли этого арсенала она победила его? Что Хизи воспользовалась почерпнутыми в библиотеке знаниями для бегства из города, казалось несомненным. Но не удалось ли ей каким-то образом найти на страницах книг и того бледнолицего незнакомца со сверхъестественным оружием? Не вызвала ли она его, как демона, из какого-нибудь тома?

Стол Гана стоял в сторонке, и сам старик сидел за ним, не то переписывая, не то составляя аннотацию к толстой книге. Янтарного цвета мантия подчеркивала странный пергаментно-желтый цвет его кожи, так что библиотекарь казался такой же частью комнаты, как наполняющие ее древние рукописи. Суровые темные морщины прочерчивали плоть словно вырубленного топором лица. Не особенно приятный человек, вспомнил Гхэ. Впервые повстречав Гана, он увидел во сне, как вонзает ему в сердце нож. Потом джик решил, что старик храбр, но так никогда и не стал ему симпатизировать.

Хотя Гхэ был единственным другим человеком в библиотеке, Ган так и не обратил внимания на его присутствие, не поднял глаз от работы.

Гхэ робко, как подобало Йэну, приблизился к старику. Тот продолжал писать; сложные красивые буквы стекали с его пера на бумагу с поразительной скоростью. Гхэ откашлялся.

Теперь Ган на него взглянул. Глаза старика раздраженно укололи молодого человека из-под черного тюрбана, скрывающего лысину.

– Да? – сварливо проворчал он.

– Э-э… – начал Гхэ, внезапно осознав, что его смущение не такое уж и напускное, – благородный Ган, может быть, ты помнишь меня. Я…

– Я знаю, кто ты такой, – бросил Ган.

На какой-то момент Гхэ ощутил укол чего-то похожего на страх. Взгляд старика, казалось, сорвал с него вышитый воротник и обнажил шею, обнажил его истинную натуру. Гхэ особенно остро осознал, как же многого он не помнит. Знает ли Ган о том, что Гхэ – джик?

– И уверен, что ты помнишь, где найти твои книги про арки и водостоки, – продолжал старик, – так зачем беспокоить меня?

Облегчение захлестнуло Гхэ всего – от ног до головы. Ган просто был верен себе – как всегда, нетерпелив и недоброжелателен. Значит, он все еще считает его Йэном, архитектором.

– Господин, – поспешно заговорил молодой человек, боясь, что старик вернется к своему занятию, – я давно не был в библиотеке.

– Несколько месяцев, – ответил Ган, – меньше года. Неужели твоя голова не способна удержать знания такое короткое время?

Гхэ неловко переступил с ноги на ногу.

– Да, учитель Ган, увы. Я…

– Не трать мое время понапрасну, – предупредил его старик.

Гхэ понизил голос, придав лицу выражение беспокойства. Внутри он чувствовал облегчение: теперь он был уверен в маске, которую носил, его опасения развеялись в душном воздухе библиотеки.

– Господин, – прошептал он почти неслышно, – учитель Ган, я пришел, чтобы спросить тебя о Хизи.

Ган вытаращил на него глаза, что-то промелькнуло за бесстрастным выражением его лица и тут же исчезло. Гхэ оценил его выдержку: Ган носил маску столь же искусно, как и он сам.

– Хизината, – поправил он Гхэ, подчеркнув суффикс, означающий, что речь идет о духе.

– Хизи, – тихо, но настойчиво повторил Гхэ.

Ган дрожал, и теперь дрожь достигла лица и преобразила его в олицетворение ярости.

– Держи рот на замке, – рявкнул он. – Не говори со мной о таких вещах.

Гхэ упрямо потупился, хотя добавил в голос толику смущения.

– Мне казалось, что ты был к ней привязан, – осторожно продолжал он. – Она была твоей ученицей, и ты ею гордился. Учитель Ган, я тоже был к ней привязан. Мы… я нравился ей. А теперь она исчезла, и все говорят о ней как о духе. Но я знаю лучше, понимаешь? Я слышал, о чем шепчутся жрецы. Я знаю, что она покинула город, бежала вместе со своим телохранителем.

Перо Гана чиркнуло по белой бумаге; Гхэ заметил, что безупречная до того страница теперь покрыта чернильными кляксами.