Духи Великой Реки

Теперь Гхэ направлялся в Южный город, сам не понимая зачем. Он знал, что здесь родился, но та часть его разума, где хранились эти воспоминания, была самой перепутанной: ясных образов он вызвать не мог. Вид улицы Алого Саргана, места, которое Гхэ помнил лучше всего, походил на долетающие откуда-то обрывки когда-то знакомой мелодии. Вот вывеска, знакомая, словно его собственное имя; но дальше тянулись кварталы, казавшиеся ему не менее чужими, чем переходы дворца. И все же прежнее хорошее настроение вернулось к Гхэ – казалось, он узнает окрестности носом и кожей, хоть и не глазами. Его охватило какое-то меланхолическое наслаждение, призрак узнавания.

И тут, когда он остановился на углу, глядя, как мальчишка-карманник вытаскивает кошелек у потрепанного вида аристократа, кто-то назвал его по имени.

– Гхэ! – Это был голос старухи, голос, который он не сумел узнать.

Гхэ удивленно обернулся; его рука сама собой сжалась для смертельного удара. Перед ним действительно была старуха – очень древняя старуха-гадалка. Одежда ее была старой и выцветшей, но высокая коническая шапка, расшитая золотыми звездами и полумесяцами, казалась новой и дорогой. Перед старухой лежал бархатный коврик для гадания на костях. Ее беззубый рот улыбался, а глаза сверкали странной смесью чувств – радости, настороженности, озабоченности.

Лицо гадалки было Гхэ знакомо. Воспоминания о нем казались рассыпанными в его сознании, словно осколки разбитого кувшина, но имя ускользало, и никаких прошлых разговоров с предсказательницей он не помнил. Гхэ не чувствовал ничего, кроме смутного намека на что-то приятное.

– Гхэ! Ты ведь не откажешься посидеть со старой приятельницей? – Теперь гадалка смотрела на него с подозрением. Гхэ заколебался, отчаянно стараясь вспомнить хоть что-нибудь. Наконец он улыбнулся и опустился на колени перед ковриком.

– Привет. – Он постарался, чтобы голос его звучал весело. – Давненько мы не виделись.

– И чья же это вина? Ох, маленький Ду, что же это жрецы сделали с тобой! Я с трудом узнала тебя из-за такого высокого воротника. И ты выглядишь усталым.

Она знала насчет жрецов… Все-таки кто эта женщина?

– Жизнь очень суматошная, – пробормотал Гхэ, жалея, что даже не знает, как к ней обращаться. Уж не родственница ли? Конечно, матерью ему гадалка не может приходиться – она слишком стара.

На лице старухи все еще было озадаченное подозрительное выражение. Он должен что-то сделать – но только что? Бежать отсюда, скрыться – вот что!

– Погадай мне, – вместо этого попросил Гхэ, кивнув на лежащие на коврике Отполированные от долгой службы косточки с выцарапанными на них символами.

– Ты теперь веришь в гадание? Жрецы научили тебя, что старших подобает почитать?

– Да.

Предсказательница пожала плечами и принялась встряхивать кости.

– Что приключилось с той девочкой? – рассеянно спросила она. – Которая тебе понравилась, когда тебе велели за ней следить?

Его растерянность, должно быть, оказалась такой же очевидной, как интерес чаек к улову рыбаков. Глаза старухи широко раскрылись.

– Что ты с ней сделал, малыш? Что случилось?

Гхэ почувствовал, что дрожит. Он должен что-то предпринять. Мысленно он потянулся к жалкому трепещущему узлу душевных нитей – тому, что было ее жизнью. Она все знает, эта старуха, – и то, что он джик, и насчет Хизи, – все. Лучше, пожалуй, ее убить, и поскорее.

Но он не мог этого сделать, сам не зная почему. Гхэ отпустил нити, хотя теперь отчетливо ощущал голод, ничуть не заглушенный съеденным недавно мясом и хлебом.

– Послушай, – прошипел он, – послушай меня. Я не знаю, кто ты такая.

Ее глаза раскрылись еще шире, потом прищурились.

– Что ты хочешь этим сказать? Поселившись во дворце, ты стал слишком благородным, чтобы разговаривать со старой Ли?

Ли. Он слышал это имя в своем видении – в тот момент, когда родился вновь. Тогда оно было лишено смысла – всего лишь звук. Теперь же…

Теперь, впрочем, оно тоже ничего не значило – всего лишь имя старухи.

– Нет. Я совсем не это имею в виду. Ты определенно меня знаешь, знаешь, как меня зовут, знаешь обо мне многое. Но я тебя не знаю.

Ее лицо прояснилось, превратившись в бесстрастную маску, – ничего не выражающее лицо предсказательницы.

– Но что-то ты помнишь?

– Какие-то обрывки. Я знаю, что вырос здесь. Я помню эту улицу. Мне знакомо твое лицо – но я не знал, как тебя зовут, пока ты только что не сказала.

Ее лицо по-прежнему оставалось непроницаемым.

– Должно быть, какой-то вид запрета, – медленно проговорила она. – Но зачем им так тебя уродовать? В этом нет смысла, Гхэ.

– Может быть… – начал он, – может, если бы ты мне рассказала, напомнила… Может быть, моя память просто спит.

Ли медленно кивнула:

– Может быть. Но все-таки зачем? Ты все еще джик?

– Все еще, – ответил Гхэ. – Это навсегда.

– Последний раз, когда мы виделись, тебя назначили следить за одной из Благословенных. Молоденькой девочкой. Что-нибудь произошло?

– Я не помню, – солгал Гхэ. – Этого я тоже не помню. Старуха поджала губы.

– Что ж, придется посмотреть, что говорят кости. Может быть, они что-нибудь подскажут. Посиди со мной немного.