Духи Великой Реки

Ше Лу двинулся по полированному кроваво-красному мраморному полу зала, с удовольствием прислушиваясь к размеренному стуку своих деревянных подошв – единственному звуку, нарушающему тишину. Ему редко случалось наслаждаться одиночеством; даже и теперь телохранители были неподалеку, но он наложил на них запрет: они не могли приблизиться, если только он сам не позовет их на помощь или не поднимет тревогу. Но все же теперь, в послеполуночный час, Ше Лу, которому не спалось, мог наконец один, совсем один наслаждаться прогулкой по этому своему любимому залу – Залу Ибисов. Покой был невелик – настолько невелик, что не годился для торжественных церемоний, и недостаточно строг для повседневных имперских дел. Пожалуй, зал не использовался для придворных приемов со времен его отца. Но после восшествия Ше Лу на престол – когда отец его лишился силы, как это часто случается с Рожденными Водой после семидесяти, – именно сюда привел его отец вместе с Ниасом, визирем, и здесь они провели долгую ночь, освежаясь сливовым вином и разговаривая о вещах, никогда раньше не упоминавшихся. Таких тем оказалось немало: в конце концов, Ше Лу почти не виделся с отцом, пока ему не исполнилось пятнадцать и его с разрешения жрецов не переселили в семейные покои по другую сторону Зала Мгновений, – отец был далек и холоден, как и подобает императору. Лишь много позже, передав корону, старик позволил себе сказать о любви к сыну, о том, как он им гордится, как горюет, лишившись другого сына – Лэкэза. Это тронуло даже Ше Лу: раньше он ревновал к брату, но теперь, когда жрецы уволокли плачущего близнеца вниз по Лестнице Тьмы и он остался единственным наследником престола, можно было позволить себе великодушие, можно было пожалеть несчастного.

Потом Ше Лу часто тайно встречался с отцом и Ниасом, отослав телохранителей и наложив запрет, – учился, как быть императором. Это длилось всего два года, но они помнились ему как лучшие годы жизни. Ше Лу был молод, наслаждался ролью властелина Нола и всей империи, согревался теплом долго сдерживавшейся любви отца. Потом старик стал слабеть и умер, и его еще теплое тело жрецы унесли для воссоединения с Рекой; Ше Лу стал императором уже в полной мере и познал вечную изматывающую административную рутину, которая сначала потеснила, а потом и вовсе заслонила прелесть власти.

Ше Лу погладил желтоватую колонну, тонкую, как нога цапли, и взглянул на звезды, смутно видные сквозь овальное отверстие в куполе зала.

Когда-то он думал, что и сам приведет сюда сына. Он не стал бы ждать так долго – до того времени, когда одряхлеет, когда ему останется всего несколько месяцев жизни. Он бы проявил свою любовь сразу же, как только сын пересек Зал Мгновений, как только оставил позади детство и его опасности. Но семя Реки не даровало ему сына. В последнее время Ше Лу стал подумывать о дочерях – должен же быть хоть кто-то его собственной крови, кому он мог бы поверять свои тайные мысли, с кем делился бы знаниями, кто любил бы его так же, как он сам любил отца. Но с теми двумя дочерьми, что благополучно прошли испытания жрецов и миновали Зал Мгновений, он опоздал: обе вышли замуж и обе, как и их мать, пристрастились к странному блаженству и забвению, даруемому ненденгом, черным порошком из Лхе. Хизинату, младшую дочь, убил джик; такова была необходимость, и Ше Лу в душе полагал, что это лучше, чем оказаться в подземельях дворца, там, где до сих пор томился Лэкэз.

Ше Лу помедлил перед троном, но не стал садиться на соболью подушку на сиденье. Вместо этого он опустился на ступеньку, как делал при жизни отца. Он не захотел тогда позволить старику сидеть ниже себя; хотя Ше Лу был императором, в зале Ибисов он уступал трон отцу. Да, очень жаль, что он так и не привел сюда собственных детей, когда они были еще малы, пусть даже это и были дочери. Он мог бы по крайней мере рассказать им о деде. Хизи это бы понравилось, даже если бы не заинтересовало остальных. Хотя Ше Лу мало знал о малышке, он помнил, что последние месяцы жизни она все свое время проводила в библиотеке, явно наслаждаясь чтением, с увлечением изучая прошлое. Ше Лу улыбнулся; в тайниках души – очень, очень глубоких тайниках – он гордился дочерью. Должно быть, она обладала силой, силой, не уступающей его собственной. В ее сестрах ничего такого не было. Хизината убила жрецов, многих жрецов, и джика. Конечно, часть из них на счету ее телохранителя, но все-таки…