Духов день

  Мёдом веки налились. Один шажок, другой, мимо бурелома, по елани, по гати, через болото бекасиное с дыхальцами-окнами. Мшшаники, лишайники, ольшаники...

  Вдруг - удар в спину, будто камнем. И холод могильный под левой лопаткой. Глотай холод, не бойся. Вот так. Медленнее. Хорошо.

  Началось.

  Ты поднимешь голову и увидишь прямо над собой трех воронов.

  Один ворон с белой головой, второй - пестрый, третий - чернец.

  Они парят, кружатся, все ниже и ниже...

  Ты заглядишься и упадешь из седла в параличе. Лошадь закличет по-человечьи и ускачет далече.

  Первый ворон скажет:

  - Мы его нашли.

  Второй ворон скажет

  - Мы его унесем на север.

  Третий ворон промолчит.

  Сядет тебе на грудь красными лапками и выклюет глаза двумя ударами клюва, как вареные бобы.

  Оставит так. Раскинься. Без дыхания. Остынь. Закостеней.

  В полночь придут ступнями назад голые псиглавцы кожа-да-кости, принесут доску, на которой рубят мясо, распорют на тебе одежду железными ногтями.

  Возложат твое тело нагишом на доску для рубки мяса и взвалят на плечи. Понесут без дороги.

  На север.

  Слепой, ты все увидишь сквозь кровяную пелену.

  В суставы вопьются ости ячменных усатых колосков. Во рту засолонеет от вороньей крови.

  Весь ты наполнишься вороньей кровью, как киргизский бурдюк. Польется кровь воронья изо рта на горло, с горла на грудь.

  Застынет сосулькой воронья кровь в паху и ослабнет.

  Ты увидишь соленую Иргиз-реку с костяными мостами. Ты увидишь бурунами пьяное Окаян-море.

  Ты увидишь морских змеев и белобрюхих китов, и черных касаток, и нерпичьи пятнистые лежбища и птичьи базары на голых клыкастых скалах.

  Ты увидишь пловучие глыбы льда и круглые острова с яблонями.

  Между стволами девки-яблонницы пляшут во сне с яблоками в ладонях, с яблоками на головах, с яблоками между ног.

  С яблоневым цветом в глазницах.

  А у тебя глаз нет.

  Ты увидишь, как рассекает свирепое небо птица Гаганица, стеклянные ножки, снизу русская орлица-громница, сверху - верная жена в рысьей шапке с медными подвесками, а глаза у птицы раскосые, два глаза мужских, два женских.

  А у тебя глаз нет.

  Ты увидишь, как в таежных озерах щуки-людоеды ходят кругами, шире челнока, плещут выше озерных трав.

  Глаза они не закрывают никогда, даже когда бьют их промышленники острогами.

  А у тебя глаз нет.

  Ты увидишь воду болезней, которая кипит ржавой рудой на болотах, а хляби топкие, пробежать по ним может только паук-волосяник.

  Кровавая клюква рассыпана меж кочками. Кислая.

  На мшаных плешках посреди топей поставлены дома кожаные, а в них живут мужчины, у них головы назад свернуты, тела хворостные, они любят плясать и петь, едят белый мох и кузнечиков, солнца не видят, в луну не верят. У них глаза на ладонях.

  А у тебя глаз нет.

  Женщины в тех краях были да вышли все, превратились в железные можжевельники и горное эхо меж кряжами.

  Скачут по ущельям каменные бараны пятирогие, а рога внутри пустые, с отверстиями, чтобы ветер в них тоскливо выл, они вестники скорой смерти, берегись.

  Зубы у баранов голодные, глаза - оба левые.

  А у тебя глаз нет

  Ты увидишь, как мастера натягивают на алтайские пяльцы кожу пегого бычка, на трех травах кормленного, в трех ключах вспоенного. Сохнет кожа, расправляется, звучит, как мычит. То не кожа звучит, то мотыльки духи-келеты, с мизинец ростом, лица - сырое мясо, пляшут на бычачине. А играют им музыку чернолицые сухотники в тряпье, собранном возле мертвых тел. Полны леса их топотом и лепетом. Ловят человеческие души в сети волосяные, катаются до рассвета на росомашьих и человечьих черепах.

  Глаза плясунов бусинами в осоке заблудились, вызрели по пустошам желтой морошкой.

  А у тебя глаз нет.

  Ты увидишь, как на костяных санях-розвальнях Сам-Большой с амурских сопок нападает на стойбища. Полозья у саней медные, запряжены в сани лоси сохатые. За плечами у Сам-Большого железный сундук, швыряет Сам-Большой в дымовые отверстия дары - что ни дар, то чудо: проказа, скорбут, синие свищи, выкидыши, бешенство, богохульство, братоубийство, ложь, измена, раздор, кровосмешение, кликушество и юродство.

  Визжа, бегут по склонам голые люди, разметались волосы горящие, трещит человечье сало, крошатся кости в живом мясе. Где упадут беглецы, там и врастут по грудь в мерзлоту. Лижут кровь изюбри и кабарги, вместо соли.

  Сам-Большой в плаще из перьев филина, глаз у него один - на левом кулаке, как летняя лампа.

  А у тебя глаз нет.

  В самом сердце Сибиир-Земли ты увидишь древо Марину, ино говоря Черноклен.

  Корни у него - там. А крона - вон где!

  Колышутся в косматых ветвях полярные сполохи, иглистыми завесами сияют и рассеиваются.

  Слева - солнцестояние, справа - полнолуние.

  По всему стволу титьки женские, как грибы-чаги наросли, молоком полны.

  На ветвях гнезда. В гнездах - души. Синички, кукушки, кулички, пуночки, снегири.

  Туда смотри, замечай. На все четыре стороны.

  В гнездах на полночь птицы-радужницы, пересмешницы, перевертни. Дует ветер сиверко.

  В гнездах на полдень - птицы - юродицы, крестоносицы, злодеицы. Дует ветер обедник.

  В гнездах на утро - птицы - ветреницы, полюбовницы, утешницы. Дует ветер утренник.

  В гнездах на вечер - птицы-человечицы. Дует ветер - повечор.