Духов день (СИ)

Жили-были Вань и Чжань. И Вань решил обмануть Чжаня, как водится, но не сумел. И захватить наркорынок Западной Жу, откуда Чжань был родом, у Ваня не вышло. Даже на шажок продвинуться не получилось. Тогда Вань, будучи наполовину хинсанцем, наполовину жу, вернулся к хинсанской семейной ветви, и там уж у него все прекрасно сложилось. Но обиду коварный Вань не забыл. И при случае взял да убил Маян, гордую красавицу, любимую дочь Чжаня, что приехала поглядеть на хинсанские красоты.

Был он злобен, этот Вань, и жесток, и сотни подлых духов шептали в его голове, рассказав, как заставить призрак несчастной девушки страдать и после смерти. Да и само провидение, казалось, встало на его сторону, ведь очень скоро в Хинсане грянула революция и все забыли про родителей Маян, жаждавших справедливости. Да только ничего не забыл благородный рыцарь…

…Даже в голове, голосом дедушки Фэнга, это не становилось похоже на сказку.

Кенха стала жертвой в распрях между двумя гангстерскими группировками. Она, принцесса на подушках с коноплей, мало подходила на роль несчастной красавицы Маян. Хотя бы потому, что главным героиням сказок положено быть добрыми и сострадательными, но Кенха выросла в той среде, где сострадательность воспитывают лишь по отношению к семье. За весь разговор с Ронгой, за всю свою безудержную болтовню, Кенха, какой бы милой она не была, ни словом не обмолвилась ни про наркоторговлю, ни про особое развлечение семьи Гэци.

Может, она и не знала, чем ее отец зарабатывает на жизнь. Может. Но про подпольные бои, где преступные группировки выставляли лучших своих бойцов, она обязана была знать. Ведь именно благодаря ним она познакомилась с Байчу.

Гэци были хорошей семьей, очень богатой и уважаемой. Конечно, они никак не могли обойтись без собственных бойцов. Они обучали их с детства… После короткого и малопонятного рассказа Байчу Ронга собственными силами, прошерстив несколько подозрительных сайтов, восстановила события его жизни и подтвердила, повторила про себя: «Они обучали их с детства». В основном, сирот. Иногда — детей менее удачливых гангстеров, чем-то провинившихся перед боссом. В Западной Жу подобное не было чем-то из ряда вон выходящим — детишек дрессировали как тигров, с разницей только в том, что дрессировщики иногда приказывали животным атаковать других животных. Больше от них ничего не требовалось. Их растили как слуг или рабов, чтобы в голову не закралась даже мысль укусить кормящую руку. Не учили читать и писать, почти не показывали им внешний мир, чтобы как можно меньше мыслей о свободе посещало их головы. Кормили идеями о верности и взращивали благодарность к своим благодетелям… Из многих впоследствии вырастали действительно преданные телохранители. У бойцов вроде Байчу даже был целый ряд поэтических названий — «цепные псы», «королевские тигры», «клинки семьи» и тому подобное. В искусстве Западной Жу это была одна из любимых тем, чрезвычайно романтизированная. Ронга даже могла вспомнить несколько популярных фильмов про «вернейших из воинов». Просто раньше она по умолчанию считала все это простым вымыслом.

Сам Байчу говорил о семье Гэци виноватым голосом — он явно корил себя за то, что сбежал. Сначала просил отпустить его, обещая вернуться, но над его просьбой ожидаемо посмеялись — если они не смогли найти и наказать виновных в смерти Кенхи, то что бы сделал этот душевный инвалид, умеющий думать только по линии взмаха меча или кулака?… У Байчу хватило мозгов подслушать разговоры и слухи и задуматься о давнем конфликте Гэци с полукровкой Суджан.

И кто бы мог подумать — Суджан Вон, обосновавшийся в Хине, оказался конченым психопатом, имя которого в Микуо старались не называть лишний раз, так же как имена демонов преисподней или Поедателя Солнца.

Итак, Кенха была прекрасной принцессой, а Байчу ее рыцарем. Полюбившим ее с первого взгляда — это неземное создание, в поисках дорогого папочки заскочившее в тренировочный зал семьи Гэци. Ронга удивлялась — Байчу даже слова «любовь» не знал, однако дальше все, что бы он ни делал, как бы он ни старался, чего бы ни добивался, все было ради нее. Как будто все, чего он был лишен, чего не знал и не понимал, воплотилось в юной беспечной девушке.

И она сияла.