Духова гора

— Сейчас-то не надо, лишняя боль ни к чему, от тебя и так кошачьим мехом на всю избу пахнет, — махнул рукой ведарь. — А вот к ночи придётся, речи-то у волкодлаков нет, только зверь твой с ними говорить сможет.

Кивнула деду и завтракали мы уже в молчании. Слов не нужно было, здесь моей душе было спокойно и легко. Уютное понимание и доброта старого ведаря укутывали своей заботой, позволяя расслабиться и на время забыть обо всех волнениях.

Убрав со стола, пока дед искал для меня тёплую одежду, я старалась понять приснившиеся мне сны, и как могла пыталась разглядеть медальон, но тот обхватывал шею так высоко, что взглянуть на него как следует было невозможно. Да и замок заклинило — не расстегнуть. Отражающая поверхность отполированного метала, заменяющего ведарю зеркало — слишком мутная, чтобы хоть что-то увидеть. Что же ты подарил мне, князь?

Штаны на меху и старый тулуп оказались мне велики и их пришлось перевязывать полосками ткани, чтобы хоть как-то удержать тепло.

За дверью нас ждал нетронутый ещё первыми следами, хоть и изрядно подтаявший, белоснежный простор, сверкающий под лучами далёкого солнца. За избой начинался лес, стоящее в зените светило освещало ближайшие стволы сосен и берёз, под которыми начинался сумрак густой лесной чащи с длинными тенями старых деревьев.

Там живут волкодлаки. Чёрные мощные псы, чуть не убившие меня и поквитаться с которыми жаждал мой зверь. Но лишь их вожак мог помочь найти выход, а значит, мне придётся встретиться с ним.

Собрав в кулак всю свою волю и желание жить, я шагнула за ведарем под сень многовековых деревьев.

Глава 15

Дед Михась вёл меня одному ему известными тропами по припорошённому снегом лесу. В отличие от полей возле деревни, здесь он и не думал таять. Густые тени давали ему искрящийся голубоватый оттенок и лишь в нескольких местах, куда дотягивались солнечные лучи, блестели проталины. Складывалось ощущение, что в лесу бушевала самая настоящая метель, и если за его пределами земля была лишь слегка укрыта белым покрывалом, то здесь ноги по щиколотку утопали в снегу.

— Здесь недалече осталось, доча, — с улыбкой обернулся ко мне дед.

Как-то незаметно он почти перестал называть меня по имени и всё больше обращался как к собственной внучке. То теплое и родное, что возникло в первую нашу встречу, сейчас разрослось в крепкие узы, пусть названной, но семьи.

Ведарь остановился на опушке возле поломанного дерева с насквозь прогнившим стволом, достал палочку, которую обстругивал всё утро и протянул её мне.

— Подержи её в руках, пусть твой запах сохранит.

Сняв с рук теплые варежки, в которых совершенно не ощущался щипавший за щёки первый мороз, я забрала палочку и зажала между ладоней. Вязь странных узоров покрыла освобождённую от коры древесину и сейчас сочащуюся смоляным соком, словно для неё не действовали законы природы, и вместо пришедшей зимы, бушевала весна.

Холод вцепился в обнажённую кожу и чтобы согреть ладони, я принялась выдыхать на них изо рта тёплый воздух. Дар деда нагрелся и к моему изумлению из застывшей с краю смоляной капельки пробился росток. Хрупкий, ярко-зелёный, он с невероятной силой и скоростью пробил себе дорогу к жизни и на моих глазах обзавёлся двумя парами листочков.

— Умница, Мирослава, — улыбнулся ведарь. — Думаешь, боги просто так дали тебе второй облик? Ради шутки? Нет, милая, каждый из вас двоих чему-то друг у друга учится. Всё для какой-то своей цели служит. А вот рысь для чего человеку — только время покажет. Купава ведьма мудрая и слова её помни всегда, перебирай их в памяти, авось и разгадаешь загадку.

Михась забрал из моих ладоней палочку с проклюнувшимся ростком и прислонил к стволу поверженного дерева. Сияние, напоминающее свет солнца, охватило морщинистые руки в крохотных коричневых от возраста пятнышках, и спустя несколько секунд старая кора распахнула свои объятья, принимая в себя новую жизнь.

— Старая жизнь всегда основа для новой, дочь, — со светлой улыбкой ведарь обхватил ладонями росток, нашёптывая странные певучие слова, которые я не смогла распознать.

Показалось, что старое дерево глубоко вздохнуло перед тем как рассыпаться в прах, обретая покой, только оставшийся от него пень со следами излома бережно обнимал молодой привой, словно баюкая крошечное дитя в своих объятьях.

— За зиму труха уйдёт в землю и станет плодородной почвой, а через несколько лет здесь будет новое и сильное дерево, которое станет кому-то домом, — дед Михась распрямился и махнул рукой в обратный путь. — Не всё плохое ведёт к беде, оно основа для той силы, что растёт внутри, и только ты решаешь принять изменения или нет. Старый дуб, что рос здесь много столетий готов к перерождению и я его дал ему. А готова ли ты, Мирослава?