— Вы, вероятно, понимаете, — продолжал сицилианец, — куда нас это привело. Я постарался рассеять опасения Лоренцо, и мне наконец это удалось. Было решено вызвать дух умершего, и я лишь испросил двухнедельную отсрочку, под тем предлогом, что мне надо достойно подготовиться. По прошествии этого срока, как только все мои машины были вполне готовы, я воспользовался ненастным вечером, когда семья, как обычно, собралась вокруг меня, и выманил у них согласие, вернее, незаметно подвел их к тому, чтобы они сами обратились ко мне с этой просьбой. Больше всех сопротивлялась молодая графиня, тогда как ее присутствие было необходимо. Но тут нам пришла на помощь ее страстная мечтательность, а еще больше — слабый проблеск надежды, что тот, кого полагали умершим, жив и не явится на зов. Зато мне не пришлось преодолевать неверие в таинственные явления или сомнение в моем искусстве — с этой стороны никаких препятствий не оказалось.
Как только было получено согласие всей семьи, мы решили назначить сеанс через три дня. Подготовкой к нему служил пост, ночные бдения и мистические беседы, сопровождаемые игрой на никому не известном инструменте[65]
, который, по моему опыту, оказывал в подобных случаях большое влияние. Эти приготовления к торжественному действу проходили так удачно, что фанатическая одержимость моих слушателей подхлестывала и мою фантазию, помогая мне создать ту должную иллюзию, к которой я стремился. Наконец настал желанный час.— Я догадываюсь, — воскликнул принц, — кого вы сейчас покажете нам! Но продолжайте же, продолжайте!
— Нет, милостивейший принц, заклинание прошло без всяких помех.
— Неужели? А где же армянин?
— Не беспокойтесь, — ответил сицилианец, — в свое время появится и армянин.
...Не стану вдаваться в описание всей этой комедии — это завело бы меня слишком далеко. Достаточно сказать, что все мои ожидания оправдались. На сеансе присутствовали старый маркиз, молодая графиня с матерью, кавалер Лоренцо и еще несколько родственников. Вы легко поймете, что мое длительное пребывание в доме предоставило мне достаточно возможностей собрать подробнейшие сведения обо всем, что касалось покойного. Множество его портретов, имевшихся в доме, помогли мне придать призраку поразительное сходство, а так как я заставил его объясняться лишь знаками, то и голос его не мог возбудить никаких подозрений. Покойный явился в восточной одежде раба, с глубокой раной на шее. Заметьте, — добавил сицилианец, — что в этом я отступил от всеобщего убеждения, будто он погиб в море, поскольку не без основания надеялся, что столь неожиданный оборот усугубит достоверность появления призрака, и, напротив, самым опасным мне казалось слишком добросовестное приближение к истине.
— Считаю такое рассуждение вполне правильным, — сказал принц, обращаясь к нам. — Ряду сверхъестественных явлений больше всего, по-моему, должно мешать именно правдоподобие. Если такое явление можно будет легко объяснить — это только обесценит способ, каким добыты сведения: зачем тревожить усопших, если от них узнаешь только то, до чего легко додуматься самому с помощью здравого смысла? Но неожиданная новизна и сложность способа, каким сделано открытие, воспринимаются как подтверждение того, что тут совершилось чудо, ибо кто же поставит под сомнение таинства, с помощью которых достигнуто то, чего нельзя достичь естественным путем? Впрочем, я вас перебил, — добавил принц. — Продолжайте же ваш рассказ.
— Свое кольцо?! — воскликнул принц с недоверием. — Свое обручальное кольцо? Да как же оно к вам попало?
— Я... Это было не настоящее кольцо, светлейший принц, я его... оно было поддельное...
— Поддельное? — повторил принц. — Но для подделки вам нужно было иметь настоящее, откуда же вы могли его взять? Ведь покойный, вероятно, никогда не снимал его?
— Все это правда, — в замешательстве подтвердил сицилианец, — но по описанию настоящего кольца, как мне говорили...
— Кто говорил?
— Дело это давнишнее... — ответил сицилианец, — кольцо было гладкое, золотое, кажется, с именем молодой графини... но вы совсем сбили меня с толку.
— Что же произошло дальше? — спросил принц с явно недовольным и подозрительным выражением лица.