Духовидец. Гений. Абеллино, великий разбойник

Дальше повествование ведется в форме записок маркиза, сделанных по настоянию графа. Роман изобилует вставными эпизодами, описаниями природы, диалогами, чувствительными и любовными сценами. В последних, особенно в жестоких сценах Гроссе иногда натуралистичен, по-своему следуя образцу такой, например, повести Ф. Шиллера, как «Преступник из-за потерянной чести» (1786). Но его описания грубее и риторичнее. Вот герой застает свою жену наедине с соблазнителем и убивает его:

Ее лицо было обезображено ужасом. Куда делись прекрасные розы наслаждения, любви и пылкого вожделения? От них не осталось и следа <...>. От ужаса волосы ее стояли дыбом; некоторые пряди, омоченные кровью ее любовника, висели, слипнувшись, надо лбом (с. 344 наст. изд.).

А теперь посмотрим, как похожую ситуацию обыгрывает Шиллер. Герой повести убивает ненавистного ему егеря:

Подойдя поближе, я увидел, что он уже умер. Долго стоял я молча, не подходя к телу, потом разразился диким хохотом. «Теперь-то ты попридержишь язычок, приятель!» — сказал я и, смело шагнув к нему, повернул убитого лицом кверху. Глаза его были широко раскрыты. Смех мой пропал, и внезапно я опять замолк. Жуткое чувство меня охватило[334].

Иногда герой делает попытки самоанализа. Так, в духе Руссо, он рассказывает о противоречиях зарождающейся любви:

Я продолжал наблюдать за своим состоянием духа. Чем далее обдумывал я свое открытие, тем больше остывал по отношению к Каролине. Я был рад этому, но озабочен мыслью, что, возможно, все же ее люблю. Однако, пытаясь подавить свое чувство, я только разгорячался, ибо, чем сильнее пытаешься противостоять лихорадке, тем с большей властью она охватывает тебя (с. 274 наст. изд.).

Влюбленность в жену соседа, с которым героя связывают приятельские отношения, напоминает ситуацию романа И.-В. Гёте «Страдания молодого Вертера». Летний ночной пейзаж явно навеян «Сном в летнюю ночь» Шекспира и вместе с тем предваряет близкую уже во времени романтическую стилистику В.-Г. Вакенродера, Л. Тика и Новалиса:

Из глухого молчания творенья возникали таинственнейшие созвучия ночи, как песнь иного мира; <...> замирающие шепоты казались мне звучанием некоего зыблющегося хора духов, который навис, танцуя, над цветами (с. 203 наст. изд.).

Нежные и изысканные женские образы словно сошли с картин Т. Гейнсборо, Ф. Буше или Ж.-Б. Грёза:

Неподалеку от нас вдоль стены прошла девушка, совершая прогулку. В опущенной руке она держала книгу, а другой прикрывала от солнца глаза. Казалось, она размышляла над прочитанным. Маленькая зеленая соломенная шляпка с белой лентой, концы которой были повязаны на груди, осеняла мягкие каштановые волосы, спадавшие локонами до пояса. Длинное белое платье, перехваченное у бедер зеленым поясом, развевал весенний ветер, открывая ножку и несколько обрисовывая колено. Поднятая рука была белее муслина, из которого она выскальзывала, и свет зари играл на нежных ямочках ее пальцев (с. 298 наст. изд.).