Духовидец ( Из воспоминаний графа фон О***)

По мнению барона, в последнее время принц не встречался с армянином. Маркиз Чивителла втайне продолжал свои расследования, ничего стоящего внимания не обнаружил, однако установил почти наверняка: армянин покинул Венецию. Самого Чивителлу принц часто и дружески принимал, к большой радости барона. С ним, Фрайхартом, принц Александр вел долгие беседы касательно своих планов и надежд, причем — любопытный момент — безусловно верил в грядущую встречу в Германии со своей Вероникой. Любовь к этой женщине отнюдь не уменьшилась из-за разыгранной ею сумасшедшей комедии, напротив, принц возымел еще больший респект перед ее силой воли и страстной преданностью великой идее. Конечно, любовь теперь не владела им безраздельно, — мысли о предназначенной миссии все более утверждалась, именно поэтому надеялся он на серьезную поддержку дамы из Мурано: в его груди любовь и жажда власти слились в единое всепоглощающее чувство.

Граф Остен как раз закончил читать оба послания, когда Цедвиц ворвался в комнату.

— Я его видел! Он только что уехал!

— Кто?

Дело было так: юнкер гулял по двору гостиницы и его внимание привлек готовый к путешествию экипаж: лошади запряжены, кучер на козлах, форейтор в седле, два егеря по бокам. Какой-то господин в форме саксонского драгунского офицера поспешно пересек двор и прыгнул в карету. Юнкер узнал его, несмотря на мундир, — это был не кто иной, как французский аббат! Он крикнул кучеру по-немецки, и карета покатила.

— Вы не ошиблись? — спросил граф.

Но юнкер настаивал: это был аббат, именно аббат. Он справился в гостинице, целью поездки тот назвал Ульм.

Граф Остен четко исполнил поручения принца: передал письма, нанял в резиденции обширный дом, владелец коего недавно скончался. Красивый замок, окруженный хорошо ухоженным парком, совсем рядом с городом. Примерно за неделю они с Цедвицем все привели в порядок, поскольку штат слуг и основная обстановка остались от прежнего хозяина. Для себя граф Остен присмотрел виллу вблизи парка — она также входила во владение. В скором времени получили сообщение о приезде принца Александра. Он прибыл с Фрайхартом, несколькими слугами и тотчас расположился в новом жилище.

* * *

Принц сделал визит ко двору, но герцог уделил ему столько же внимания, сколько и графу Остену. Гофмаршал откровенно разъяснил причину — переход в католическую веру. К тому же дали понять: двор отныне не собирается ему выплачивать ни малейшего содержания. Вот если он тихо и спокойно согласится жить в определенном месте, ему будет гарантирована скромная рента.

Принц выслушал это решение с улыбкой — он его, очевидно, ожидал. Борьба началась тотчас: стало ясно, что имел в виду принц, когда цитировал Фрайхарту слова четвертого Генриха. Посещение Вены привело к весьма важным последствиям: в первую же неделю к принцу явился императорский посол, — это вызвало в окружении герцога немалое замешательство. Принц Александр, кстати говоря, нисколько не скрывал от приближенных, что скандальный переход в католичество был свершен сугубо из политических мотивов: только так он мог начать борьбу с герцогским правительством. После демарша императорского посла, сделали представления мюнхенский и дрезденский дворы, снабдив принца деньгами для устройства своеобразной контр-резиденции. Герцог был знаменит своим фанатическим протестантизмом и ненавистью ко всему католическому, — это, разумеется, привлекло католические дворы на сторону Александра, который открыто объявил себя ближайшим наследником короны. Он публично оспорил легитимность юного принца и возбудил в главном суде процесс в защиту своих прав. Подобная эскапада взбудоражила не только герцогство, но и вызвала интерес далеко за его пределами.

Двор саксонского курфюрста высказался за принца Александра: там недавно перешли в католическую веру, надеясь добыть польское королевство. Баварский посланник выразил недовольство своего правительства поведением герцога по отношению к юному наследнику. Баварцы не хотели выносить суждение о процессе, но, по их мнению, герцог не имел права против воли родителей давать ребенку протестантское воспитание.

Примеру сему скоро последовал и представитель французского короля, который нанес принцу Александру официальный визит. Чувствовалось несомненное венское влияние. Еще больше беспокойства вспыхнуло два месяца спустя, когда испанский посол посетил сначала принца Александра и уже потом — дворец герцога.

Между тем герцогское правительство, естественно рассчитывающее на поддержку протестантских кругов, нашло там очень мало понимания. Берлинский двор невзлюбил старого герцога с того самого дня, когда тот на княжеской ассамблее в Брауншвейге удалился из зала, дабы не подавать руки королю Фридриху Второму, которого обозвал атеистом и другом дьявола. Прусский король расхохотался, но поскольку герцог восставал против всякой инициативы атеистического Берлина, на Шпрее ему, понятно, платили той же монетой.