Духовка

Вернувшись в Петербург, Дегаев не рискнул приступить к делу сразу. Лишь 16 декабря 1883 г. он под благовидным предлогом заманил Судейкина к себе на квартиру, где, с помощью пламенных революционеров Николая Стародворского и Василия Конашевича был осуществлен акт революционного возмездия. Дегаев ранил Судейкина выстрелом из пистолета, а товарищи насмерть забили отчаянно сопротивлявшегося инспектора специально прикупленными ломами. Прибывший вместе с Судейкиным племянник, чиновник секретной полиции Николай Судовский, получил тяжелые ранения, но выжил. Дегаев пересек границу за несколько часов до того, как на перекрестках городов России появились афиши с его портретами и обещанием значительной денежной награды за содействие его поимке.

Зимой в 1884 г. в Париже состоялся «революционный суд», в котором участвовали Василий Караулов, Герман Лопатин и Лев Тихомиров. Решение суда отнимало у Дегаева честь, но сохраняло жизнь:

«Вынужденный горькой необходимостью преодолеть свою нравственную брезгливость и законное негодование и воспользоваться услугами Дегаева, И.<сполнительный>. К.<комитет> нашел справедливым заменить ему смертную казнь безусловным изгнанием его из партии с запрещением ему, под опасением смерти, вступатькогда-либо на почву русской революционной деятельности. И. К. приглашает всех членов партии Н. В. следить за точным выполнением этого приговора...»

Восстановить кредит доверия у пламенных революционеров Дегаеву так не удалось. Поскитавшись некоторое время по Европе, в 1886 году он направился в Америку... Пройдя через обычные эмигрантские мытарства (жена его одно время работала прачкой и посудомойкой, сам он трудился в химической компании), он поступил в 1895 году в Университет Джонса Хопкинса под именем Александра Пелла... Финал нам известен.

III.

Так кто же из них настоящий: университетский профессор, любимец студентов и «самый человечный человек» Александр Пелл или террорист, убийца и двойной предатель Сергей Дегаев? Думается, настоящие — оба. Просто разные обстоятельства дали незаурядным свойствам натуры разное направление. Ведь и о подполковнике Судейкине современники говорили (едва ли не пересказывая его собственные слова): «Если бы он не был жандармом, то был бы Эдисоном. У него энергия изобретательная. Он жалеет, что жизнь толкнула его на сыщицкое поприще. Но что делать, поздно возвращаться назад». Сын подполковника — известный художник Сергей Юрьевич Судейкин, близкий «Миру искусства», — недаром редуцировал свое отчество (Юрьевич вместо Георгиевич). Видимо, он счел нужным отодвинуться от отца, который все-таки не стал Эдисоном, а был жандармом.

Именно вовлеченность в дела революции — неважно, с какой стороны — казалось, давала максимальный простор для реализации фантазий и удовлетворения честолюбия. При этом действия Дегаева и Судейкина были окрашены не только прозаическим карьерным расчетом, но и в своем роде поэтическим стремлением к интеллектуальной игре, к полноте, насыщенности и остроте жизненных ощущений. Слово «острота» здесь, пожалуй, самое уместное: это было именно хождение по лезвию бритвы...

Альянс двух творческих людей нанес непоправимый урон «идеализму» русского революционного движения. После предательства Дегаева никто из революционеров уже не мог быть — и не был! — уверен в совершенной чистоте своих сотоварищей. Читая сейчас письма и мемуары героев революционного подполья, не устаешь поражаться тому, сколько интеллектуальных и душевных усилий тратилось ими на выяснение, кто из их товарищей по партии предатель, доносчик и провокатор... Взаимные подозрения копились десятилетиями. Счеты сводились даже посмертно. В этом смысле планы Судейкина по деморализации революционного подполья удались на славу.