После службы дома разразился скандал, ведь в церкви Джейн заметила, как все на нас смотрели. Но она не имела понятия, в чём дело. Отец никому из нас не рассказал. Вероятно, считал, что сможет пережить это в одиночку. Я, конечно же, обо всём знала заранее – привычка проверять почту у меня появилась ещё в детстве, ведь все эти годы я отчаянно ждала письма от матери.
– О чём ты только думал? – шокированно поинтересовалась Джейн без злобы, скорее с пониманием, что за это грозит.
– Я увидел, что женщина упала, и хотел помочь. Разве это преступление? – отозвался отец. Он был обижен, но, как ни странно, спокоен, хотя тоже знал, что его ждало – он уже присутствовал на собраниях. Правда, не в качестве обвиняемого.
– Ты можешь прикасаться к чужой жене, только если ты врач, а она твоя пациентка. Ты врач? – она почти плакала. Речи не шло о злости или ревности, лишь о страхе. Что же ему будет? Я должна была увидеть. Но на собрание я никак не могла попасть, даже если бы захотела. Мне исполнилось восемнадцать, но там могли присутствовать только совершеннолетние мужчины, которым я, очевидно, не являюсь, хотя отец всегда говорил, что у меня по-мужски сильное рукопожатие.
– Нет, – ответил он. – Я человек. Что я должен был сделать?
– Позвать кого-нибудь. Других женщин или её мужа, чтобы ей помогли подняться.
Он недовольно посмотрел на неё, будто она несла вздор. Это и был вздор. Но не она это придумала, она просто любила его. Именно в тот момент я поняла, что она любила его.
– Прекрати это! Я предстану перед собранием. Пусть пилят меня там, – он со злостью швырнул полотенце на пол, а после, облокотившись на раковину, уставился в окно. Джейн подошла и тихо обняла его сзади.
– Прости, я просто очень за тебя переживаю, – прошептала она ему в спину. Рядом с ним она казалась слишком хрупкой.
Пару минут они стояли так в тишине. Они оба всё понимали.
– Не нужно, – он аккуратно высвободился и ушёл наверх. Я едва успела спрятаться за лестницей.
В понедельник я не спешила на занятия. Я прокляла бы саму себя, если бы не попыталась заставить Реднера что-то сделать. Я выловила его перед химией возле столовой. Он был, как ни странно, без Дороти и направлялся в класс истории, судя по учебнику в руках. Я схватила его за рубашку, резко затягивая в угол. Меня сперва даже передернуло от того, как близко приходилось с ним находиться.
Я с силой толкнула его к стене. Он слегка опешил, но в целом не слишком удивился, пожалуй, ожидал подобного. Увидев меня, он прыснул от смеха. Его глаза стали другими. Бешеными.
– Не так рьяно, Вёрстайл, – попросил он, оскалившись, глядя на мою правую руку, держащую его за рубашку так сильно, что побелели костяшки пальцев. – За домогательства в Корке жестоко наказывают, хотя ты, вероятно, знаешь.
– Да, мужчин, – подтвердила я, – но я не мужчина.
Ещё одна лазейка. Мужчины не могут прикасаться к женщине, если не связаны с ней браком или кровными узами, но для нас никаких запретов не предусмотрено. Они не воспринимают женщин всерьёз. Они не представляют, на что способна женщина в гневе.
Я схватила его сильнее и со злости мотнула, так что он чуть ударился головой о стену и снова рассмеялся. В итоге он высоко поднял руки, словно полиция направила на него оружие. Очевидно, что он не собирался отвечать на мои выпады. В стенах школы это было бы слишком рискованно. Пришлось его отпустить.
– Чего ты хочешь? – спросил он, опуская руки.
– Завтра мой отец предстанет перед собранием. Он этого не заслужил. Он невиновен…
– Не сомневаюсь, но я ничего не могу сделать.
– Можешь! – шикнула я, нервно оборачиваясь по сторонам. Все, кроме нас, уже разошлись по классам. – Твой отец в городском совете. Поговори с ним, объясни ситуацию и попроси всё исправить. Пусть внесёт в устав новую поправку. Хоть что-нибудь… Ты ведь можешь.
– Не могу. Потому что: а) он не станет меня слушать, б) даже если в порядке бреда и предположить, что станет, он ничего не сделает. Собрание существует с момента основания Корка. Чтобы вынести вопрос об упразднении хотя бы одного пункта, потребуются месяцы, если не годы. И это не гарантирует результата. А твой отец, как ты сама сказала, предстанет перед собранием завтра.
Не стану спорить, его слова имели смысл, но ему всё же было плевать на моего отца, так же как и на меня. На всё, что не касалось лично его. Попади он в такую ситуацию, и решение не заставило бы себя ждать.
– Неужто ты никогда не думал, как от такого отделаться? Ты тоже касаешься девушек, которые тебе не принадлежат.
– Нет. Я умею следовать правилам, – ответил он строго, будто обиделся, что я обвиняю его в неумелом сокрытии грехов.
– Ну, видимо, не слишком…
Он молчал, понимая, что я имею в виду ту фотографию.
– Ты не понимаешь, – вздохнул он, чуть надавив пальцами на закрытые веки, а после внимательно взглянул на меня, – дело не в том, какие правила ты нарушаешь, а в том, кто это видит.
– И если никто не видит…
– …значит, ничего не было, – продолжает он спокойно.
– Как же ты спишь по ночам?
– На пуховых перинах, пахнущих свежестью и чистотой.