Духовная культура средневековой Руси

Больничные учреждения существовали и при крупных монастырях–собственниках. Они известны уже с конца XI в. Это совсем иного типа больничные учреждения, чем те, о которых писал Павлов–Сильванский. Также иного типа были больничные учреждения, содержащиеся и за счет казны и добровольных пожертвований населения. Общее представление о положении этих больничных учреждений дают материалы Стоглавого собора (1551 г.): «а нищие и клосные, и гнилые, и престаревшиися в убожестве глад и мраз, и зной и наготу и всякую скорбь терпят, и не имеют, где главы подклонити, — и по миру скитаются. Везде их гнушаются. От глада и от мраза в недозоре умирают и без покаяния и без причастия, ничем не брегомы»[25]. На риторический вопрос Стоглавого собора: «На ком тот грех взыщется?» — крестьянский мир отвечал практически. Свидетельством чему и служит Чюхче- немский монастырь, существовавший и через тридцать лет после того, как на Стоглавом соборе поднят был вопрос «О милостыни». Мирской почин, конечно, не мог изменить ситуацию в целом, о которой с такой откровенностью свидетельствуют материалы Стоглавого собора. Но жизнь подсказывала ответ: на том свете не «взыщется», а на этом ответчиков не сыскать.

Наконец, Павлов–Сильванский усматривает «остатки прежнего общинного единства» (действительно «единство» относилось к «прежнему», весьма почетной давности, времени, задолго до того как в среде общинников появились «прожиточные», «добрые» элементы, преимущественно и стоявшие у кормила мирских властей) в том, что некоторые погосты наряду с мирскими названиями именовались по названиям церквей — Ореховский погост назывался и Спасским, Передольский — Никольским[26].

Вслед за Н. П. Павловым–Сильванским столь своеобразное социальное явление, как «мироприход», было изучено С. В. Юшковым. С. В. Юшков ограничил поле своего исследования Русским Севером XV‑XVII вв., так как по стечению ряда обстоятельств — социальных, исторических, географических — это явление выразилось здесь с наибольшей полнотой. Исследователь обратился к истории приходской жизни на Севере России также и потому, что она не составляла исключительно региональное явление: «Приход на Севере более, чем ще‑либо, сохранил черты древнерусского приходского строя…»[27]

Сочинение С. В. Юшкова «Очерки по истории приходской жизни на Севере России в XV‑XVII вв.» увидело свет в 1913 г. Л. В. Черепнин дал оценку «Очерков» как примерного конкретно–исторического исследования, послужившего «основой для постановки больших тем социально–экономического, политического, идеологического характера»[28]. Выводы, к которым пришел Юшков, состоят в следующем:

«Во–первых, русский приход до XVIII в. был более чем приходом: он был мелкой земской единицей, иногда — миром, он имел не только церковное значение, но и государственное: функции земского самоуправления и удовлетворения религиозных потребностей переплетались в приходе.

Во–вторых, без подробной и детальной истории приходской жизни нельзя изучить многих крупных явлений церковной жизни, например развитие и укоренение раскола в Северном крае объяснимо до конца лишь в том случае, если мы примем во внимание существовавшую организацию прихода, именно «автономию» религиозных общин, граничащую с произволом.

В–третьих, без точного знания организации прихода нельзя изучить историю приходского духовенства, его экономического и бытового положения; нельзя разрешить многих темных вопросов из истории «церквей» как таковых, например имуще- ственно–правового их положения; нельзя понять различие церквей ружных, соборных, вотчинниковых и т. д.» (курсив мой. — А. К.)[29].

Для характеристики приходского строя на Русском Севере ценнейшим источником служит Судебник 1589 г. По словам его исследователя А. И. Копанева, он представлял собой «обширное законодательство», обязанное своим происхождением «крестьянской среде нашего Севера»[30], и выразил «высокий уровень крестьянского самосознания»[31]. С. В. Юшков не рассматривал Судебник в своем труде. Следовательно, есть возможность проверить выводы Юшкова источником универсального содержания, что может служить и углублению наших представлений о первичной ячейке церковной организации и об ее отношении к волостной форме крестьянской организации.