Духовная прародина славян

Индийская традиция показывает, как представление о первой паре, совершившей инцест, оказывается объединено с мифом о сыне бога солнца — первом царе-родоначальнике человечества.

Оба мифа оказываются включенными в солнечный контекст, поскольку как Яма с Ями, так и Ману являются детьми Вивасвата. В иранской традиции наряду с мифом о сыне Вивахванта Ииме также есть миф об инцесте Машйа и Машйане (Мартйа и Мартйанг), однако солнечное начало у этой пары выражено крайне слабо. Если обратиться к славянской традиции, то в ней, как и в индийской, мы видим следы включения мотива об инцесте первой человеческой нары в солнечный миф, что также подчеркивает внутреннюю связь между преданиями об Иване-да-Марье и Мажеке.

Имена Касеньки-Ясеньки как брата и сестры из приведенной в седьмой главе песни указывают на светоносную сущность их носителей: чеш., слвц. jas — «блеск», русск. ясный, ясный, а также яска, ясочка — «звезда, звездочка»; блр. яскорка — «искорка» и, как отмечает М. Фасмер, родственно русск. искра и др. — инд. yacas — «великолепие, пышность, блеск» [577]. Подобное значение имени напоминает нам и о богатырях Искорке Парубке или Запечном Искре, фигурировавших в связанном со Сварогом змееборческом мифе. Намек если не на солнечное, то по крайней мере на светоносное начало присутствует и в этимологии слова цвет — растения, в которое превратились брат с сестрою: «Праславянское kvetъ, kvisti, kvьto родственно лтш. kvitet, kvitu «мерцать, блестеть», kvitinat «заставлять мерцать». (…) Если принять и.-е. чередование занебных, то было бы возможно дальнейшее сближение со свет…» [578]Независимо от данных современной этимологии эта же ассоциация проглядывает и в русской загадке о дне, ночи и солнце, в которой дневное светило также соотносится со словом цвет:

Пол-дуба сырого,
Пол-дуба сухого,
А на маковке цвет,
Во весь вольный свет

[579].

Показательно и то, что во многих вариантах купальских песен венчание брата и сестры происходит в воскресенье — в день, посвященный богу солнца. С другой стороны, в тех вариантах мифа, где брат убивает сестру, он это делает опять-таки в воскресенье:

Нонче Купалы,
Завтра Иваны
Купалы на Иваны!
…
Ох, брат сестру Двору кличет.
Двору кличет,
Загубить хочет.
«Ой, братец мой Иванушка!
Не губи меня
У буденный день,
Загуби меня
У воскресный день»

[580].

Тем не менее временная приуроченность как венчания Ивана и Марьи, так и убийства братом сестры в более поздних вариантах развития данного сюжета подчеркивает их непосредственную связь с дневным светилом. Наконец, сама календарная приуроченность исполнения песен об инцесте именно к моменту летнего солнцестояния опять-таки наводит на мысль о некой связи этих персонажей купальских песен с божественным прародителем славян. Весьма показательно, что эта приуроченность не ограничивается восточнославянским ареалом. Как отмечает Т.А. Агапкина, песню о Бабе Марте и ее братьях в Сербии девушки пели в ночь на Иванов день, что вновь указывает на календарную приуроченность к летнему солнцестоянию исполнения песен об инцесте. Аналогичным образом и словенцы исполняли баллады об инцесте именно в Иванов день. Таким образом, мы видим, что после возникновения у наших предков мифа о своем происхождении от Дажьбога гораздо более древний «растительный» миф о происхождении человечества оказался включенным в контекст нового солнечного мифа, а его главные персонажи приобрели солярные черты.