Духовная традиция и общественная мысль в Японии XX века

А как быть с ассоциацией, интуицией, эмоциональным восприятием – столь же законными способами постижения мира, сколь и чисто логические процедуры? Здесь нельзя не заметить, что Кавано Хироси примитивизирует процесс человеческого мышления, отождествляет психические процессы, происходящие в сознании художника, с машинной логикой исчисления. В его рассуждениях живое мышление, по сути дела, идентифицируется с машинной моделью, арсенал же художественного восприятия ограничивается знаками и символами.

По верному наблюдению видного японского специалиста по истории науки и техники Сакамото Кэндзо, «компьютер полностью не объективизирует человеческие способности, поскольку легко поддаётся объективизации лишь их знаковый аспект и синтаксические связи. Сложнее обстоит дело со связями семантическими и прагматическими».[580]

C другой стороны, Нитта Хироэ, профессор эстетики Киотского государственного университета, подчёркивает, что в истинном творчестве всё отнюдь не так прямолинейно и однозначно, как пытается представить Кавано Хироси. На самом деле мастеру почти никогда не удаётся, подобно машине, воплотить свои идеи сразу и начисто. Замысел художника не есть нечто окончательное, в ходе практической реализации он трансформируется. Именно в трудном процессе претворения в жизнь замысла, в ходе мучительных поисков, проб и ошибок «вызревает» художественная новизна произведения. Психологическим механизмом, обеспечивающим появление такой новизны, выступает разъясняющая обратная связь между идеей и её воплощением, составляющая стержень духовно-практической деятельности мастера. «Художник, – пишет Нитта Хироэ, – стремится объяснить свою душу при помощи руки. В результате данного объяснения, произведение, расположенное перед его глазами, раз за разом требует нового объяснения. Именно этот поворотный пункт процесса „изнутри наружу“, это обратное течение от выходящей силы – руки к принимающей силе – душе, этот механизм обратной связи, стимулируемый новизной ощущений и переживаний мастера, отсутствует в компьютере <…> Биологи и психологи утверждают, что деятельность мозга подразумевает наличие подобного рода структуры. Компьютер же её лишён. Если его и можно назвать мозгом, то это ущербный мозг».[581]

В живом творчестве, в отличие от компьютерного, не знаки и символы, а в первую очередь «объект включается во всё новые существенные для него связи, благодаря чему из «объекта» вычерпывается всё новое содержание. Таковы единственный источник продуктивности мышления и его основной «механизм». В противоположность этому, «думающая» машина оперирует лишь символами и знаками, а не объектами, и потому не может выйти за пределы тех программ, которые заложены в неё человеком».[582] Кавано отнюдь не отрицает, что традиционный мастер занимается «вычерпыванием содержания из объекта», т. е. он признает наличие объективной вещественной основы традиционного художественного творчества. Он, в частности, пишет: «Одной из главных причин, почему телесная деятельность художника осуществляется сначала в сознании, является вещественный характер объекта этой деятельности».[583] Но при этом, утверждает японский эстетик, традиционное искусство сталкивается с труднопреодолимым препятствием: «Его (искусства. – Е. С.) материал – вещество природного мира – следует химическим и физическим законам и по отношению к духовной активности индивида, прилагающего к данному веществу свою силу, ведёт совершенно обособленное существование».[584] Художнику приходится мириться с обособленностью, а значит, и неподатливостью материала, из которого ему предстоит сотворить произведение искусства.

Приведенная мысль Кавано Хироси носит отнюдь не случайный характер. Это очередное звено в цепочке доказательств, разворачиваемых им в концепцию совершенства компьютерного искусства и его преимущества над традиционным искусством: насколько удобнее компьютерному творцу иметь дело со знаковой информацией, легко поддающейся алгоритмическому «оформлению», нежели художнику – с материальным веществом, трудно оформляемым и ведущим «обособленное существование».

Постулируемая Кавано обособленность друг от друга субъекта (мастер) и объекта (предмет художественной деятельности) в действительности «снимается» в процессе художественного творчества, подобно тому, как это происходит в ходе реального мышления. Между тем данное обстоятельство совершенно не принимается в расчёт японским эстетиком. В равной степени им не учитывается и такое основополагающее и специфическое именно для сферы искусства условие, как наличие неразрывного единства чувства и ума художника, взаимообусловленности его мыслительного процесса и эмоций, вовсе не поддающихся исчислению и программированию.