Духовная война

– Когда я впервые увидела это фото – женщина за секунду до смерти – я не могла оторвать от него взгляда. Оно захватило меня, как гипноз, и вся предыстория, вся жизнь этой женщины, вдруг предстала предо мной – её дом в Статен Айленд, поездка каждое утро через пролив на работу – всё это пронеслось сквозь меня сплошным потоком. Я прилепила скотчем на зеркале в ванной точно такое же фото, как это, и каждое утро, исполняя свои ежедневные ритуалы, я смотрела на него и думала о том, как она начинала свой день, так же, как я сейчас, просто ещё один день – чистила зубы, беспокоилась о мелочах, её мысли были так же полны подробностей и забот.

Она сделала паузу, отхлебнув вина. Я молчал.

– Та первая фотография совсем пришла в негодность. Дэннису она не нравилась – он говорил, что она отвратительна. Он не хотел смотреть на неё каждое утро. Да и мне не хотелось, чтобы кто-то ещё смотрел на неё. Я сделала эту, заламинировала её, и поместила сюда, где только я могла её видеть. Я сидела с ней в утреннем поезде, разговаривала с ней, и она разговаривала со мной. Вот так это было. Всё началось с чувства, что в моей жизни, которую я живу, всё неправильно. Я сопротивлялась этой мысли, старалась оттолкнуть её, но она не уходила, оставаясь где-то на периферии, всегда присутствуя где-то с краю – офис, машина, обеды, покупка продуктов, клуб, встречи – она всегда там. Потом ваши книги, – она рассмеялась и посмотрела на меня, – ваши книги просто включили свет в доме, чётко осветив всё, и тогда произошёл взрыв. Кончено, это имеет отношение к вашим книгам, но оно медленно выстраивалось в течении трёх лет, когда она разговаривала со мной.

– Женщина с фотографии говорила с вами?

Какое-то время мы сидели в тишине.

– «Я была никем», говорила она мне. «Для своего босса я была такой, для сотрудников – другой; для своих родителей я была одним человеком, для детей – другим. Я была кем-то по телефону, кем-то со складскими и прочими служащими. Я одевалась для других людей, разговаривала и вела себя для других людей, тратила минуты, часы и дни своей жизни для других людей, а для меня самой никогда ничего не оставалось. Я читала книги и журналы, чтобы помочь себе быть этими разными людьми. Я выкраивала время на магазины и спортзал, чтобы сохранять стройность и быть хорошо одетой, всегда стараясь быть тем, кем я должна быть».

Лиза говорила шёпотом, держа фотографию обеими руками.

– «Я работала по десять часов в день, затрачивая два часа на поездки, я готовила еду, убиралась, ходила в магазин, платила по счетам, и была рада, если мне удавалось поспать четыре часа. Я говорила себе, что всё это было ради детей, но всегда знала, что это ложь. Для детей мы могли бы сделать намного лучше. Мы просто штамповали другие версии себя, потому что не знали, как жить по-другому. Мы стали в точности как наши родители, потому что не знали, кем ещё быть. Я падала и думала о том, что вряд ли это печально, потому что я не знаю, кто умирает. Почему должно иметь значение, что я умерла, если меня никогда по-настоящему не было? Я в двух секундах от завершения жизни, которая в действительности никогда не была моей. Я была всеми этими людьми, но я никогда не была собой, а теперь в это прекрасное сентябрьское утро моя жизнь оканчивается, и я не знаю, кем мне быть».

Я молчал. Лиза всхлипнула, улыбнулась мне и рассмеялась.

– Потом она стала рыдать о том, что хотела бы не быть такой жеманной в школе, что надо было попробовать больше наркотиков, поехать в летний тур с «Грейтфул дэд», может быть, провести месяц в нудистском поселении. – Она неловко засмеялась и отложила фото. – Обычно так происходит, когда я теряю с ней контакт.

***

Она прервалась, и пошла немного освежиться. Несмотря на её боль, я могу только порадоваться за неё. То, что умирает в ней, должно умереть. То, что большинство людей называет жизнью, на самом деле лишь вызванная страхом попытка продлить состояние куколки, словно слишком испуганные бабочки не желают выходить из кокона. Стадия развития, когда из кокона появляется бабочка, называется имаго – зрелость. Вот чем мы все должны были бы быть, имаго. Если бы мы жили в обществе имаго, мы должны были бы быть хорошо подготовленными к метаморфозам – они происходили бы когда следует и гораздо легче. Это было бы не легко, но и не являлось бы катаклизмом. Но мы не живём в таком обществе, и когда случается переход, если случается, он скорее всего приводит к катастрофическому перевороту, чем к церемонии вступления в зрелость.

Тем не менее, я рад за неё. Никто, посещая больного в коме, не скажет, что он-де выглядит очень мирно, и лучше бы ему оставаться таким и провести всю жизнь в этом состоянии просто потому, что пробудиться из него может оказаться неприятным.

Лиза налила себе ещё бокал вина и вернулась на своё место.