Во второй части своей главной работы Totalite et Infini— части, озаглавленной Interiorite et iconomie, — еврейский философ Эммануэль Левинас описывает смысл понятия «дом»192
. Левинас показывает, как место обитания раскрывается в качестве сферы «внутреннего». Отсюда и заглавие: «внутренняя сторона» (interiorite) и «домостроительство» {iconomie). Внутренняя сторона жилья, которая является воплощением приятного бытия-у-себя-дома, образует тот фокус, в котором труд и собственность, интимность и гостеприимство проявляются и обретают свой смысл.«Мы живем “хорошей пищей”, воздухом, светом, зрелищами, работой, идеями, сном и так далее»[279]
. Эта поглощенность жизнью есть наше блаженство и наша независимость. В этом наше счастье. Мы — в своей стихии. Мы живем жизнью. Здесь «Я» наслаждается своей самостью. Здесь мы личностны. «Поскольку жизнь — это счастье, она личностна. В этой личностности личности, в этой самости “Я”…) — специфика счастья наслаждения. Наслаждение создает атеистический отрыв… оно есть пребывание автохтонного “Я” у себя дома»[280]. Быть дома с самим собой, уютно чувствовать себя «в собственной шкуре» и быть самодостаточным — это «способ, которым конкретно осуществляется разрыв с тотальностью… Самодостаточность наслаждения соразмерна эгоизму, или самости «Я» и «Себя»[281]. Это, «несомненно, возвышение существующего»[282]. Первоначально «Я» возникает в счастье: «Наслаждение — это, собственно, действие человеческого субъекта, который рождается; он разрывает спокойную вечность своего существования в семени или в зародыше, чтобы заключить себя в некую личность, которая, пока живет в этом мире, живет у себя дома»[283].ЖЖивя своей жизнью, человек — у себя дома. Это бытие-у-себя-дома углубляется и охраняется через обращение к внутренней стороне, которое временно отсрочивает непосредственное наслаждение, — с тем чтобы больше внимания было уделено самому этому бытию: «Обращение к внутреннему совпадает с движением внимания, освобожденного от непосредственного наслаждения»[284]
. Дом конституируется как раз этим движением обращения внутрь: «Поскольку “Я” существует как обращенное к самому себе, эмпирически оно ищет прибежища в доме. Именно из этой обращенности внутрь здание получает значение обитаемого жилья»[285]. Двигаясь извне вовнутрь, я реализую внутреннюю сторону своего места обитания: «Обращение внутрь… воплощается как дом»[286]. В доме человек осуществляет свое бытие-в-мире. «В сущности, не жилье располагается в объективном мире, а объективный мир располагается в отношении к моему жилью»[287]. Это превращает дом в место созерцания: «Всякое созерцание объектов, — в том числе зданий, — совершается из обитаемого жилья»[288]. Именно в обитаемом мной жилье раскрываются глаза моего созерцания: «Субъект, созерцающий мир, предполагает процесс обитания, уход обратно к себе от стихий (то есть от непосредственного наслаждения, которое, как только закончится, уже вызывает неудобство), возвращение в интимность дома»[289].Ж