Духовность. Формы, принципы, подходы. Том I

Праведность, действующая через практическую мудрость, постоянно принимает во внимание правильную соразмерность, которая ищет середину между избытком и недостатком. Это ведет к заключению: «Строго говоря, добродетель не может существовать без практической мудрости»⁷². Добродетель — это не только определенное расположение (хжсис), это нечто большее: это «расположение, которое находится в соответствии с верным правилом; тогда верное правило — это то, которое находится в соответствии с практической мудростью. Следовательно, все указывает на то, что добродетель — это расположение, находящееся в соответствии с практической мудростью»⁷*. Кажется, круг замкнулся. Однако Аристотель, заканчивая эти рассуждения, неожиданно вновь разрывает круг: «Нам нужно идти дальше. Добродетель — это не только расположение, находящееся в соответствии с верным правилом, но и расположение, которое изменяется вместе с верным правилом. Однако в таком случае верное правило — это практическая мудрость»⁷⁴.

Говоря это, Аристотель высвечивает последний аспект практической мудрости: практическая мудрость — как внутренний свет — сопровождает действие. Таким образом, она не только обеспечивает правильную соразмерность середины как хорошо продуманной логики, которой должно соответствовать действие, но также видит, что эта рациональность становится неотъемлемой частью действия так, что она освещает его изнутри. Подлинная праведность — это расположение, которое изнутри знает, почему оно действует, когда действует: «Добродетель внутренне сочетается с рациональной проницательностью»⁷⁵. Поэтому, строго говоря, человек не может быть добродетельным без практической мудрости⁷⁶. Когда человек обладает этой практической мудростью, она пронизывает все добродетели и приходит к завершению именно как практическая мудрость, «поскольку при наличии одного качества, практической мудрости, человек будет обладать всеми добродетелями»⁷⁷. Практическая мудрость, которая интериоризирована в действии, изнутри освещает практику добродетели и ведет ее к конечной цели. Для выполнения этой роли ей даже не надо больше быть направляющей силой действия: «Даже если бы практическая мудрость не имела практической ценности, мы, очевидно, все еще нуждались бы в ней, поскольку это добродетель части нашего разума»⁷⁸. Практическая мудрость не только воздействует на праведность нашего действия, но и сама является праведностью, реализуя собственную праведность.

Ibid., VI13Ibid., VI13Ibid., VI 13Ibid., VI13Ibid., VI13Ibid., VI13Ibid., VI131144b 16–17. 1144b 22–25. 1144b 26–28. 1144b 30. 1144b 30–32. 1145a 1–2. 1145a 2–4.

Ibid., VI13

Ibid., VI13

Ibid., VI 13

Ibid., VI13

Ibid., VI13

Ibid., VI13

Ibid., VI13

1144b 16–17. 1144b 22–25. 1144b 26–28. 1144b 30. 1144b 30–32. 1145a 1–2. 1145a 2–4.

Мы можем приблизиться к пониманию этого, исходя из еще одного направления. «Почему практическая мудрость действительно необходима?» — спрашивает себя Аристотель. — «В конце концов, практическая мудрость относится к справедливым, нравственным и хорошим вещам, но именно это характеризует хорошего человека. Знание этих вещей никоим образом не наделяет нас способностью делать эти вещи, по крайней мере, если добродетели — это расположения (хэксэйс)»^[1793].