Духовные беседы

Понимаете ли вы принцип монашеской жизни, когда целью монашеской науки есть «увидеть Бога, как Он есть» (1 Ин. 3:2)? Многие богословы говорят о невозможности для нас видеть Бога, «как Он есть». Но повторю опять перед вами слова — Господь сказал: «Блажени чистии сердцем, яко тии Бога узрят» (Мф. 5:8). Читая богословов, идеи которых полны апофатизма, и читая эти слова: «блажени чистии сердцем», я думаю о том, чтобы очистить мое сердце от всякой мысли, неугодной Богу, от всякого движения сердца нашего, противного закону любви Отчей. Ибо когда сердце наше свободно от всякой злой мысли, тогда узрим мы Бога, «как Он не есть», по-богословски, или «как Он есть»? Для меня несомненно — «как Он есть». Иначе выходит абсурд: «Блажени чистии сердцем, яко тии Бога узрят как Он не есть». Получается, весь мир заблуждается, — весь мир верующих в то, что Бог сотворил космос? Есть и другие формы понимания Откровения Бога — нехристианские. Даже в библейском Ветхом Завете еще есть некая незрелость, и чаяние восполнения этого Откровения в сознании Израиля. [108]

Так созидается богопознание — очень медленно проникая во все наше существо, — и человек становится «рожденным свыше» (см. Ин. 3:3): не от плоти на Земле, а от Бога Свыше рожденным. И когда Господь даст кому-нибудь перешагнуть порог неведения Бога, который был у эллинов ἀγνώστῳ Θεῴ, [109] тогда начинается совсем другая жизнь во всех ее проявлениях — как у пророка Исаии: «И произойдет отрасль от корня Иессеева, и ветвь произрастет от корня его, и почиет на нем Дух Господень, Дух премудрости и разума, Дух совета и крепости, Дух ведения и благочестия...» (Ис. 11:1–2). Значит, если «мы станем подобны» (1 Ин. 3:2), все эти проявления живого личного Абсолюта должны быть сообщены нам: «Дух мудрости, Дух любви, Дух всеведения». И имея перед нами такую цель, как можем мы увлечься чем бы то ни было другим? Но переход от нашего земного состояния в состояние «видеть Бога, как Он есть» осуществляется Самим Богом. Он может прийти и дать жить Себя, как Он есть. Здесь, касаясь этой мысли, мы заметим, что не до конца становится человек подобен Богу, то есть он не становится единосущным Богу. Тем не менее ему сообщаются все свойства Божии, кроме происхождения: мы сотворены из ничто. Хотя, если быть точным, нельзя сказать «из ничто»: ибо человек создан из чего-то, что уже было. [110]

И вот, перед нами стоят вопросы: как понимать человека как «ипостась» по образу Ипостаси воплощенного Сына Божия, то есть как «персону»? Где проявления этой персоны? Как от индивидуального состояния человек может перейти к персональному: к ипостасной форме бытия? (Простите меня, я становлюсь немножко «безумным», говоря о всех этих вещах.) — До сих пор проблема персонализма христианского не явлена еще в завершенном виде в Церкви. Еще трудятся много умов богословских над тем, как понимать эту ипостасную форму бытия. Я лично дерзнул сказать, что на Земле мало кому дается этот опыт ипостасного бытия. [111] Одно из существенных его проявлений, которое дается человеку, — это есть молитва за всего Адама с плачем, подобным плачу Христа в Гефсиманском саду. Мы не достигаем напряжения Самого Иисуса Христа, но аналогия должна существовать. И вот почему нам важно все-таки знать, сначала хотя бы умственно, какая перед нами стоит задача, что значит «обожение» человека.

Я все время подчеркиваю постепенность восхождения к этому состоянию, но это положение не исчерпывает всего. В нашем отце Силуане мы видим пример «опрокинутого» порядка. Ему было дано жить сознание вечной разлуки с Богом. И то сознание, о котором он говорит, что «ясно виделась погибель вечная», [112] было для него опытом ада. И Господь без слов явился ему и без слов передал ему Свое состояние. [113] Подчеркиваю снова и снова, что одно дело — интеллектуальное понимание этой молитвы, подобной гефсиманской, другое — явление этой молитвы в нас.

Что характерно для этого откровения о гефсиманской молитве? — То, что Силуан, который по нашим меркам об образовании был безграмотным человеком, после явления ему Христа вдруг начал молиться за все человечество с великим плачем. И это уже не психологическое состояние интеллектуального человека, не философская мысль, а бытийное состояние, факт бытия.

И то, о чем мы говорим как о нашей последней цели, ему было дано таким образом! Он был водим Духом Святым в молитве своей. Конечно, его молитва не прекращалась ни днем, ни ночью. Эта молитва не давала ему спать, и спал он, сидя на табурете, то есть стуле без спинки. Четыре-пять раз в сутки он садился и на двадцать минут, на полчаса погружался в сонное состояние и снова вставал на молитву. Мы не можем быть, как он: это был гигант и физической силы.

Было в нем и другое проявление, помимо молитвы за всего Адама, за все человечество. Он пишет, что когда после первого падения его в плотской помысел духовник ему сказал: «Никогда не принимай плотских помыслов», за сорок шесть лет своего монашества он никогда не принял ни одного помысла.