Духовные ландшафты Земли (этюды и парафразы)

Запертый в тесной, душной каморке, дайнагон Наритика предавался тревожным мыслям. Послышались громкие шаги. Дайнагон вздрогнул: «Боги, это самураи идут, чтобы убить меня!»   Двери с грохотом раздвинулись, и предстал сам правитель-инок, в коротком монашеском одеянии из некрашеного сурового шелка, в просторных белых хаками, с небрежно заткнутым за пояс коротким мечом с обтянутой акульей кожей рукояткой. Долго он молча и гневно смотрел на дайнагона. Затем:

— Помните ли вы, что заслужили смерть еще в годы Хэйдзи (1159–1160), но сын мой, князь Сигэмори, заступился за вас? За какие же, спрашивается, обиды замыслили вы погубить дом Тайра?

— Ничего дурного не было, и нет в помине, меня оклеветали!

— Подать сюда признание мерзавца Сайко! Что ты теперь скажешь в свое оправданье? — швырнув бумагу в лицо дайнагона, Киёмори с грохотом вышел, но гнев все еще бушевал в его сердце. — Тащите этого человека во двор, — приказал он самураям.

Однако самураи колебались, опасаясь гнева Сигэмори. Пришлось правителю на них кричать. Тогда, испугавшись, Цунэтоо и Канэясу поднялись с колен и вытащили дайнагона во двор.

— Повалите его лицом к земле, и пусть подаст голос! — с довольным видом приказал правитель.

Нагнувшись к дайнагону, самураи шепнули ему в оба уха:

— Кричите, как будто вам больно.

И дайнагон несколько раз жалобно вскрикнул… Когда демоны Ахо и Расэцу мучают грешников в преисподней, заставляя глядеться в зеркало, — даже эти муки не горше тех, что испытывал Наритика в эти мгновения!

Меж тем явился старший сын правителя и муж младшей сестры дайнагона. «Куда же они запрятали дайнагона?»   — думал князь Сигэмори, обходя помещения. И вот увидел забитые досками двери. Оторвал доски и нашел дайнагона. Задыхаясь от слез, с поникшей головой сидел он и не вдруг заметил вошедшего.

— Что случилось? — спросил Сигэмори.

Жалко было глядеть, как просияло лицо дайнагона; наверно, так обрадовался бы грешник, неожиданно встретив в аду милосердного бодхисатву Дзидзо!

Долго увещевал Сигэмори отца и спас таки от смерти своего свояка — дайнагона второго ранга, доблестного самурая Наритику Фудзивару. Покидая усадьбу, Сигэмори прикрикнул на самураев:

— Смотрите, не вздумайте погубить дайнагона, даже если правитель-инок прикажет! В пылу гнева он бывает опрометчив.

…В дальнейшем, когда страсти улеглись, Наритика был сослан на остров Кодзима, в край Бидзэн, где и скончался…

История вторая: Отчаяние Сюнкана.

Сына Наритики — Нарицунэ, с ним Сюнкана и Ясуёри сослали на Остров Демонов. Остров сей расположен далеко от столицы, морской путь к нему опасен и труден. Людей на острове мало. Цвет кожи у них черный, тело обросло шерстью, речи непонятны. Главный их промысел — убийство живых тварей. Они не возделывают поля — оттого у них нет риса, не сажают деревья тута — оттого нет шелка и других тканей. Посреди острова высятся горы, вечно пылает там пламя, воняет серой, непрерывно грохочет гром и низвергаются ливни в низины.

Меж тем, изгнанники чудом оставались в живых. Спасал их тесть Нарицунэ посылками с едой.

Ясуёри и Нарицунэ дни и ночи проводили в молитвах. Платье их износилось, они сшили одеяние из волокон конопли, обряд омовения совершали болотной водой, поднимаясь в гору, говорили: «Это Врата Прозрения!»   Сюнкан же в богов не верил и в действе не участвовал. Вдобавок, Ясуёри вырезал из досочек тысячу буддийских ступ, начертал на них «АУМ», число, месяц, год, свое мирское и духовное имя, молитву. Бросил их в море со словами:

— О великие боги Брахма и Индра! И вы, стражи четырех направлений! Молю вас, пусть хоть одна из ступ достигнет столицы!

И добралась одна ступа до императора-инока Го-Сиракавы, и способствовала помилованию. Произошло это во второй год Дзисё (1178) при обстоятельствах, можно сказать, мистических, на которые отвлекаться не будем.

Посланец правителя-инока, Мотоясу Тандзаэмон прибыл на Остров Демонов.

— Где тут ссыльные из столицы царедворец Нарицунэ и монах Ясуёри?

Услышал посла только Сюнкан и смутился: «Я неотступно думаю о столице, наверное, чудится мне голос… Уж не демон ли Хадзюн прельщает мне душу?»,  падая, спотыкаясь, бегом подбежал к послу:

— Я и есть тот самый Сюнкан, сосланный из столицы!

Посол подал ему грамоту, там стояло: «Тяжкую вину, за которую вы наказаны ссылкой, мы вам прощаем. По случаю молебствий во здравие императрицы и дабы благополучно разрешилась она от бремени, объявлено помилование. А посему Нарицунэ и Ясуёри надлежит возвратиться в столицу».  Вот и все. Имени Сюнкана не было. «Может на обороте?»   Со всех сторон осмотрел бумагу. Вернулись с горы Нарицунэ и Ясуёри. Поочередно прочитали, осмотрели, но напрасно — упомянуты были двое.