Духовные основы китайской культуры

С теоретической точки зрения конфликт между буддизмом, с одной стороны, а также конфуцианством и даосизмом – с другой, в ту эпоху разворачивался, главным образом, вокруг вопросов существования божеств и кармического воздаяния. Высшим идеалом для последователей буддизма было достижения состояния будды. В отношении данной проблемы китайские буддисты указанного периода сформулировали тезис о «духовном просветлении и превращении в будду». Лянский император У-ди Сяо Янь даже собственноручно написал труд под названием «Ли шэньмин чэн Фо и цзи» («Записки о смысле установления духовного просветления и превращения в будду»), освещающий данную концепцию. В своей книге он писал: «Погружайся в духовное просветление для постоянного утончения. Тончайший дух непременно приведет к чудесным плодам. Когда ты станешь неизменно обладать этими чудесными плодами в высшем их выражении, то и тончайший дух забудет о непостоянстве». Под «духовным просветлением» в данном случае понимается человеческая душа; слово «постоянно» говорит о непреходящей воле, а «чудесные плоды» подразумевают достижение состояния будды. Смысл этих слов заключается в том, что человеческая душа должна упражняться в постижении непреходящего, чтобы «утончиться». Такой «тончайший дух», в конечном счете, приведет к достижению чудесных плодов. Состояние будды представляет собой суть просветленного знания и поэтому характеризуется извечным постоянством. Тончайший дух сообразуется с процессом деятельности и не может существовать в отрыве от изменений. Шэнь Цзи прокомментировал приведенный выше фрагмент: «Если дух исчерпаем, то может ли быть духом? Поэтому сутра гласит: я вижу тлеющую форму покойника; тело разложилось, но дух не уничтожился». Автор, ссылаясь на классические сутры, обосновывает концепцию «бренности телесной формы и неуничтожимости духа». Даосы и конфуцианцы той эпохи выдвигали противоречивые тезисы о «неразрывной связи телесной формы и духа», «телесной формы как субстанции и духа как функции», «смертности телесной формы и неуничтожимости духа» и т. п. Кроме того, буддизм говорил о кармическом воздаянии за грехи и, в особенности, о воздаянии в трех временах (прошлом, настоящем и будущем), что также не совпадало с традиционными китайскими концепциями. Буддийское воздаяние делало акцент на том, что каждый сам несет наказание за совершенные действия. Кто-то будет наказан в этой жизни, кто-то – в следующей, а кто-то – через два-три и даже сотни и тысячи перерождений, лишь тогда искупив свою вину. В свою очередь традиционные китайские концепции учили: «В доме, где копится добро, обязательно будет много счастья. В доме, где копится недобро, обязательно будет много несчастья» («Чжоу и», «Куньгуа, вэнь янь» – «Гексаграмма Кунь, [Предание] изящных слов»)[124]. То есть благодетельность или жестокость предков приводит к счастливой или несчастной жизни их потомков, и за грехи наказание несет не сам человек, их совершивший. Поэтому в период Цзинь, Сун, Ци и Лян развернулась ожесточенная борьба вокруг вопросов уничтожимости или неуничтожимости духа, кармического воздаяния и т. д.

Помимо конфликта между буддизмом, конфуцианством и даосизмом, стоит заострить внимание на взаимном проникновении и синтезе этих трех учений. Данный синтез мы, прежде всего, рассмотрим с позиций буддизма. На раннем этапе своего проникновения в Китай буддизм массово заимствовал традиционную терминологию и концепции конфуцианства и даосизма для передачи некоторых буддийских понятий и тезисов, чтобы облегчить понимание китайцами этих заимствованных религиозных идей. Этот метод назывался «подбором значений». Например, «пустота» переводилась как «отсутствие», три страха («Лунь юй», глава 16 «Цзиши»: «Кун-цзы сказал: Благородный муж в трех случаях испытывает страх: перед велением Неба, перед великими людьми и перед словами совершенномудрых»)[125]приравнивались к трем прибежищам тришарана (прибежище в Будде, Учении-дхарме и общине-сангхе), а пять добродетелей (гуманность, справедливость, благопристойность, мудрость и благонадежность) – к пяти запретам панча-шила (убийства, кражи, разврата, лжи и пьянства) и т. п.