Духовные проповеди и рассуждения

Он поклонился ему и сказал: «Да пошлет тебе Бог доброе утро», а тот возразил: «У меня никогда не было худого утра!» Он сказал: «Да пошлет тебе Бог счастья! Почему ты так отвечаешь мне?» Тот возразил: «Никогда не было у меня несчастья». И опять он сказал: «Ради блаженства твоего, скажи, почему ты мне так отвечаешь?» Тот возразил: «Я никогда не был неблаженным». Тогда он сказал: «Да пошлет тебе Бог спасение! Разъясни мне свои слова, потому что я не могу этого понять». Тот молвил: «Хорошо. Ты мне сказал: да пошлет мне Бог доброе утро, а я возразил: у меня никогда не было плохого утра. Случится мне голодать, я хвалю Бога; терплю ли скорбь или позор, я хвалю Бога, и потому у меня никогда не было плохого утра. Когда ты сказал: да пошлет мне Бог счастья, я возразил, что у меня никогда не было несчастья. Ибо, что бы ни послал или ни назначил мне Бог, будь то радость или страдание, кислое или сладкое, я все принимал от Бога как наилучшее, — поэтому никогда не было у меня несчастья. Ты сказал: „ради блаженства твоего“, тогда я заметил: я никогда не был неблаженным, потому что всецело отдал свою волю воле Божией. Чего хочет Бог, того хочу и я, потому никогда я не был и неблаженным, ибо только и хотел одного — Божией воли». — «Ну, милый человек, а если бы Бог захотел бросить тебя в ад, что бы ты тогда сказал?» Тот отвечал: «Меня? Бросить в ад?! Посмотрел бы я, как бы Он это сделал! Но даже и тогда, даже если бы Он и бросил меня в ад, у меня нашлись бы две руки, которыми я ухватился бы за Него. Одна — это истинное смирение, и им я обвился бы вокруг Него; моя другая рука — любовь, и ею я обхватил бы Его». Потом он сказал еще: «Я хочу лучше быть в аду с Богом, чем в Царствии Небесном без Него».

Комментарии

Духовные проповеди

«О СВЕРШЕНИИ ВРЕМЕН»

Тема времени, одна из центральных для христианской культуры, обыгрывается Экхартом в неожиданном ракурсе. Для Отцов Церкви, да и для схоластов XIII столетия, «временность» была определяющей характеристикой душевного опыта — настолько, что Августин помещал стихию времени в само средоточие душевной жизни[12]. Однако мистический акт воссоединения с Богом представлялся как выход из времени, избавление от всего преходящего и изменчивого. Как совместить временной характер человеческого бытия и вневременное единство с Богом?

Экхарт решает эту проблему самым кардинальным образом: он полностью выводит природу души за рамки времени. По сути своей она пребывает в «полноте времен», где вечно присутствует вообще все существующее, — то есть в Боге как в коренном условии бытия. Древний, гностический образ обращенного к душе зова (в данном случае — явление ангела Божия) в таком случае оказывается бездеятельным делом благодати.

Почему бездеятельным? Потому, что по своему бытию все сущее есть Бог (Он Сам — «Сущее»). Различия возникают в деятельностях и силах, под которыми мы в данном случае должны понимать внешнюю, временную проявленность пребывающих в Боге вещей. Эти действия и силы являются тем, что мы называем «тварным бытием». В самом же Боге нет действия, нет деятельности — так как нет различий[13]. Такого рода связь с Богом без каких-либо различий и есть вечное рождение Бога Сына в нашей душе.

«О ВЕЧНОМ РОЖДЕНИИ»

Обращаясь к догмату Боговоплощения, Экхарт принимает точку зрения Августина, который полагал, что рождение Божественной Природы в человеческой является условием спасения и преображения человечества — а не только того человеческого, что было лично во Христе[14]. Однако, как и в большинстве случаев, Экхарт усиливает звучание тезисов Августина.

Совершает он это, вводя идею «основы души», которая сохраняет свое пребывание в Боге вне зависимости от того, что делает в этот момент душа. Экхарт доказывает ее наличие, проводя различие между действиями души, которые совершаются не ею самой — как «подлежащим» душевной жизни, — но различными ее «силами» и единством «я», скрытым за многообразными его проявлениями (то есть за нашей психологической историей).

В «основе души», в «подлинном ее», и происходит вечное рождение Бога Сына. Поскольку Богорождение для Экхарта является метафорой Богопознания (и самопознания), он сравнивает этот акт с постижением, в котором отсутствовали бы субъект и объект. Здесь нет никаких посредников и никаких образов: рождение (постижение) происходит сразу, причем рождается не что-то иное основе души, но сама она, ибо душа божественна.