Духовный отец в Древней Восточной Церкви

Эти два свидетельства: Анастасия Синаита (из его Ερωτήσει*:. VI вопросо–ответ. Migne. P. G. LXXXIX, 370375) и Петра Хартофилакса (из его Ερωτήματα три последних вопросо–ответа: Ραλλή κα\ Πότλη, Σύνταγμα τ. Ιερών κανόνων. V. С. 372–373. То же у Леунклавия. Jus graecoromanum, Т. I. lib. IV. P. 395–397) отчасти сходные буквально, обычно приводятся в подтверждение своих мнений учеными совсем несходных воззрений на покаянную дисциплину, в частности на институт духовного отца в период Вселенских Соборов, и приводятся, на наш взгляд, без достаточной критической проверки. Мы считаем себя обязанными сделать небольшой критический экскурс по части этих важных свидетельств.

Текст Анастасия почти целиком приведен в нашем исследовании (с. 201–202). Петр же Хартофилакс, свидетельство которого будет рассмотрено во второй части нашей работы, пишет следующее[862]:

«Вопрос. Хорошо ли исповедовать наши грехи духовным мужам? Ответ. Хорошо и весьма полезно, но не таким, которые неопытны и невежественны в этом отношении, чтобы неразумным снисхождением и управлением или безвременным и нерассудительным наложением епитимий не сделали из тебя презрителя, или равнодушного,. или бесстрашного[863]. Если же найдешь мужа духовного и опытного (άνδρα πνευματικόν κα\ έμπειρον), могущего уврачевать тебя непостыдно и с верою, исповедайся ему как Богу, а не как человеку[864].

Вопрос. А если я не найду мужа, в котором имею полную уверенность, чтобы исповедоваться, что должен я делать? Ответ. Исповедайся Богу втайне, осуждая себя и говоря по примеру мытаря: «Боже наш, Ты ведаешь, что я грешник и недостоин никакого снисхождения, но спаси меня ради милости Твоей».

Вопрос. Исповедуясь же Богу, должен ли я вспоминать и перечислять каждый грех, который сделал? Ответ. Никоим образом, особенно если согрешил телом и блудом. Ибо если ты захочешь вспоминать здесь один [грех] за другим, то осквернишь свою душу. Вообще хорошо говорить по примеру мытаря: «Боже, милостив буди ми, грешному»».

История вопроса в русской ученой литературе, вызвавшей нашу заметку, следующая. Н. С. Суворов в своей докторской диссертации «Объем дисциплинарного суда и юрисдикции Церкви в период Вселенских Соборов» (Ярославль, 1884. С. 113–114) в доказательство того, что в указанный период тайная исповедь не была вполне сложившимся церковным институтом, ссылается на свидетельство Петра Хартофилакса, жившего в конце XI в., при имп. Алексии Комнине (10811118). О, том, что начало показаний Петра буквально сходно с началом свидетельства Анастасия, ученый не сказал, и это можно признать упущением с его стороны. Н. А. Заозерский в своем разборе книги Н. С. Суворова «Покаяние и суд в Древней Церкви» (Православное обозрение. 1885, февраль–март) в доказательство совсем обратного мнения, что в Церкви Вселенских Соборов тайная исповедь была институтом организованным и ее органом являлся пресвитер, ссылается на показание Анастасия и дает перевод почти всего его (Февраль. С. 262–264). Было упущено профессором из внимания сходство этого свидетельства со свидетельством Петра (по крайней мере, не упомянуто об этом) и ошибочно указано время жизни Анастасия Синаита как вторая половина VI в. († 599), тогда как оно падает на VII в. († ок. 680–685; см.: Сергий. Полный месяцеслов Востока. Ч. II. С. 149 (2–я паг.) и 115 (1–я паг.). По мненио Крумбахера, время его деятельности — 640–700 гг.). Н. С. Суворов в своем ответе рецензенту «К вопросу о тайной исповеди и о духовниках в Восточной Церкви» (Ярославль, 1886. С. 54–58) делает попытку уяснить взаимоотношения обоих свидетельств, причем, кроме изданных текстов, он пользуется тремя греческими рукописями (одна XV или XVI в., другая XVI и третья XVII в.). В первой содержится вопросо–ответ* близкий к тексту, известному по Миню как Анастасия Синаита, но без надписания его имени; в двух последних с именем Анастасия (впрочем, помещенным на поле) читаются вопросоответы Петра Хартофилакса со значительными вариантами против помещенных в Афинской Синтагме. Ученый при этом указывает то общее соображение, что Синтагма Ραλλή и Πότλη более критическое и более каноническое издание, чем Патрология Миня. Хотя здесь и нет определенных выводов об отношении обоих свидетельств, однако можно догадываться, что Н. С. Суворов отдает предпочтение тексту, надписанному именем Петра Хартофилакса и изданному в Афинской Синтагме, — его именно признает первоначальным.