Духовный отец в Древней Восточной Церкви

Какое же значение имела исповедь мирян у монастырских старцев? Разумеется, только нравственное. Исповедь мирян йред простыми монахами была церковно- бытовым явлением, а не составной частью Таинства покаяния, как справедливо с современной канонической точки зрения рассуждают наши ученые[613]. Но есть некоторые основания думать, что этой исповеди мирян пред старцами в древности среди самого монашества придавалось гораздо большее значение, а именно как акту, разрешающему от грехов, приближающему ее к акту сакраментальному; совершителей же ее — старцев некоторые подвижники признавали носителями власти вязать и решить. И высказанное предположение не будет особенно странно после того, как говорилось о таком же воззрении на старческую исповедь в монастыре и на старцев в деле исповеди и покаяния монахов[614]. Раз существовало мнение, что монастырский совершитель исповеди и покаяния действует в среде монахов как богоодаренный носитель власти ключей, что удивительного, если та же власть приписывалась ему также и при исповеди и покаянии мирян? Наоборот, это совершенно естественно: наличность вяжущей и решащей власти скорее зависит от духовно- нравственного состояния самого старца, а не от звания лица, пришедшего к нему для покаяния. В более позднее время (в Χ, XI и XII вв.) такое воззрение существовало несомненно, как увидим ниже. Не высказываем, однако, своего положения категорически. Мы только предполагаем существование указанного воззрения на значение старческой исповеди среди мирян в период Вселенских Соборов. К этому предположению обязывает беспристрастно истолкованное свидетельства об исповеди, которое читается в Вопросах и Ответах Анастасия Синаита († 685, по мнению архиеп. Сергия; по мнению Крумбахера, время его деятельности — 640- 700 гг.)[615]. На вопрос: «Хорошо ли исповедовать грехи наши духовным мужам (πνευματικοΐς άνδράσι)» — он отвечает: «Весьма хррошо и вполне полезно, но не неискусным и грубым в этом, дабы неразумным сочувствием и управлением или неблаговременным и нерассудительным протяжением епитимий он не сделал тебя бесчувственным презрителем или ленивым и медлительным. Итак, если найдешь мужа духовного, опытного, могущего тебя уврачевать непостыдно и с верою, исповедайся ему, как Богу, а не как человеку». Приведя ряд свидетельств из Писания, преп. Анастасий обличает тех грешников, которые сами не ходили на исповедь и своим примером заражали других, а потом нападает на заблуждающихся, принципиально отрицающих пользу исповеди пред людьми. «Но неразумно и даже нечестиво, — говорят некоторые, — будто нет пользы от исповеди пред людьми по причине их подобострастия (διά τό όμοιοπα&ές), ибо один Бог может отпускать грехи. Говорящие так пусть знают, что они, во–первых, только прикрывают этим свое нечестие и неразумие; потом, искажают слова Самого Господа, сказавшего своим ученикам: Что вы свяжете на земле, будет связано на небе; и что разрешите на земле, будет разрешено на небе (Мф. 18:18)… К тому же отрицают они совершенно крещение и всякое божественное священнодействие потому, что они совершаются людьми, а освящаются Богом. Ибо Господь обыкновенно совершает спасение людей не через одних ангелов, но и через святых людей (διά άνβρώπων άγίων): сначала через пророков, а в последние времена через Самого Себя и через божественных апостолов и затем к слугам, преемствующим Ему до скончания мира, говорит: Кто принимает вас, принимает Меня (Мф. 10:40); отвергающийся вас Меня отвергается; а отвергающийся Меня отвергается Пославшего Меня (Лк. 10:16). Если же выслушивающий исповедь и человек, но Бог через него обращает [к Себе] и исправляет и прощает, как Давид через Нафана… ибо святые служители Божии суть сотрудники и управители (oi γάρ άγιοι ύπηρέται του Θεου ε'ισι, σινεργο\ κα\ ο'ικονόμοι) ко спасению желающим спастись… Ибо человек содействует человеку в покаянии, как я сказал, и помогает, и наставляет, и обличает ко спасению по апостолу и пророку, Бог же изглаждает (έξαλείφει) грехи исповедающихся».