Духовный путь русской поэзии

Но вот в 1814 году Державин пишет свою гениальную оду «Христос», к сожалению, сегодня менее известную, чем ода «Бог». Эпиграфом к ней поэт поставил слова из Евангелия от Иоанна: «Никтоже придет к Отцу, токмо мною» (14:6). И наконец мы читаем: «Христос весь благость, весь любовь». Главное – произнесено! Не отсюда ли русская литература становится святой, как её через сто лет назовёт писатель Томас Манн!

Кто Ты? – и как изобразить

Твоё величье и ничтожность,

Нетленье с тленьем согласить,

Слить с невозможностью возможность?

Ты – Бог, но Ты страдал от мук!

Ты Человек – но чужд был мести!

Ты смертен – но истнил скиптр смерти!

Ты вечен – но Твой издше дух!

Слово любовь повторяется не один раз: «Премудрость, сила и любовь, Бог Дух в трёх светах Свет ввек живый». А вот ещё:

Адам бы падши не восстал,

Когда б в Христе не воскресился,

Не воскресясь – не воссиял,

Не воссияв – не возродился

В блаженство первородство вновь.

Се, как смирением, терпеньем,

Страданьем, скорбью, умерщвленьем

Возводит всех к Себе Любовь!

Христос «всем подал ясные примеры, как силой доблести и веры всходить возможно к небесам!» И ещё: «Был выше всех, – учил быть низшим, любить врагов, и сердцем чистым молил за них лишь Божий Сын». Не отсюда ли та самая Христова эстафета в русской литературе, которую подхватит Достоевский, а в ХХ веке – Борис Пастернак в «Евангельском цикле», завершающем роман «Доктор Живаго»!

Вот Державин:

Изобразилось естество,

Незримое всезримым стало

И в человеке Божество,

Как солнце в море воссияло!

А вот Пастернак в стихотворении «Гефсиманский сад»:

Он отказался без противоборства,

Как от вещей, полученных взаймы,

От всемогущества и чудотворства,

И был теперь как смертные, как мы.

И – завершение:

Ты видишь, ход веков подобен притче

И может загореться на ходу.

Во имя страшного её величья

Я в добровольных муках в гроб сойду.

Я в гроб сойду и в третий день восстану,

И, как сплавляют по реке плоты,

Ко мне на суд, как баржи каравана,

Столетья поплывут из темноты.

И снова неслучайно возвращаюсь к державинской оде «Христос»:

Услышь меня, о Бог любви!

Отец щедрот и милосердья!

И создаётся ощущение, что русская поэзия пишет одну нескончаемую великую оду во славу Господа!

«Бог и душа»

Василий Андреевич Жуковский

Когда мы знакомимся с биографией известного человека (впрочем, и неизвестного), нам предстаёт только внешняя сторона его жизни. Рождение, детство, учёба, работа и так далее до последней даты. А потом видим между датами рождения и смерти короткую чёрточку. Но в этой прямой чёрточке столько незримых кривых линий, столько взлётов и падений, а главное – жизнь души. Что мы про неё, душу, знаем? Проще всего в нескольких предложениях изложить внешнюю сторону великого русского поэта Василия Андреевича Жуковского, но, прежде всего, великого душою человека.

Итак, он родился в 1783 году в селе Мишенское Белёвского уезда Тульской губернии. Был сыном зажиточного помещика Бунина и пленной турчанки Сальхи. Фамилию получил от крёстного отца, бедного дворянина Андрея Жуковского. Учился в частном пансионе в Туле, затем в Благородном пансионе при Московском Университете. Потом там будет учиться другой великий поэт – Лермонтов. В годы учёбы Жуковский писал преимущественно оды, а также занимался переводами. В 1812 году, когда началась война с Наполеоном, вступил в ополчение, был свидетелем Бородинской битвы. С 1815 года – придворная служба. В 1826 году удостаивается высокой чести – становится наставником наследника престола. Но творчество не угасает: элегии, песни, баллады, затем большие эпические жанры: поэмы, повести в стихах, многочисленные переводы. В 1839 году Жуковский выходит в отставку, в 1841 году уезжает за границу. Живёт в Дюссельдорфе, Баден-Бадене, переводит «Илиаду» и «Одиссею». Умер в 1852 году в Баден-Бадене, прах перевезён в Петербург и погребён на кладбище Александро-Невской лавры.

Вот она, внешняя сторона жизни, и, верно, ничего особенно примечательного в ней нет – в сравнении с богатыми биографиями героев, путешественников, полководцев, открывателей новых земель. Но Жуковский открыл такую прекрасную романтическую землю русской поэзии, исполненную любовью, нежностью, верой в Проведение, что многие пышные биографии, выражаясь современным молодёжным сленгом – «отдыхают».

Но, прежде всего, следует говорить об уникальной душе этого человека, о её необыкновенной широте, доброте, отзывчивости. В русской литературе я не знаю другого, кто столько бы и стольким помог. Да и в мировом искусстве из подобных личностей я бы выделил лишь композитора Ференца Листа да Антонио Сальери (последний, к слову, бесплатно обучал молодых и совсем юных Бетховена, Шуберта, Листа). Так вот, о Василии Андреевиче Жуковском. Глубоко верующий человек, он часто шептал Божию молитву, даже перелагал в стихотворные строки:

Везде молитва началась:

Небесный Царь, услыши нас;

Твоё владычество приди,

Нас в искушенье не введи,

На путь спасения наставь

И от лукавого избавь.