Дульсинея и Тобольцев, или 17 правил автостопа

Где была собственная голова тем вечером и ночью? Почему, спрашивается, он требовал от Дуни ответа о контрацепции, если это являлось его прямой и непосредственной обязанностью: подумать о последствиях, и подумать ДО, а не изображать поруганную честь ПОСЛЕ. И ведь никогда раньше, кажется… Да нет же, точно! Ни разу до этого не занимался сексом без презерватива. Ни разу. Потому что в свое время Тин и Рося позаботились о просвещении Ванечки Тобольцева в данных вопросах. И после таких просветительских бесед Иван вдруг четко осознал, что сам он появился на свет как раз благодаря тому, что кто-то неизвестный ему в свое время не воспользовался средством контрацепции. А потом просто сбежал от последствий своего поступка. И Ваня точно знал, что он в таком положении оказаться не должен. И не окажется. Это ведь так просто – надо всего лишь иметь при себе презерватив. Всегда.

Он у Тобольцева и вчера был – всегда в портмоне лежал. И в кармашках всех рюкзаков. И иногда в пятом кармане джинсов – вместо зажигалки, поскольку не курил. А сейчас хотелось закурить прямо очень. И, кстати…

Утром, на трезвую голову, ментоловая сигарета казалось особенно отвратительной, но странно гармонировала с горьким кофе и горечью в душе. Так, на чем он остановился?

Презерватив у него вчера был. И даже не один, точно. Тогда почему не воспользовался? Да куда там «не воспользовался» – Тобольцев накануне даже не вспомнил, что противозачаточные средства существуют на свете. Не подумал, что от того, чем они с таким упоением и наслаждением занимались, случаются незапланированные дети. Зато прекрасно подумал и вспомнил утром. И вывалил это на Дуню, которая была виновна во всем ровно столько же, сколько и он сам. Нет, даже, наверное, меньше, ведь это все-таки мужская обязанность – не допустить и позаботиться. А позаботилась и не допустила в итоге она. А он…

Взялся за телефон и, щурясь на пахнущий зубной пастой дым, набрал одной рукой:

«Извини за венеролога. Не хотел обидеть. Не подумал. Извини. Пожалуйста».

И снова та же реакция. Точнее, полное ее отсутствие. Зато прорвался звонок от Рох. Сбросил. Звонок тут же повторился. А, да провались оно все! Бросил сигарету в чашку с остатками кофе и принял входящий.

– Тобольцев, ты куда пропал?! Ты на часы смотрел?!

Иван поморщился, вспоминая, что у них там сегодня. Съемок вроде нет. А вот завтра…

– Марин, у этой… как ее… на завтра же перенесли?

– На завтра, но нам надо подготовиться! И мне надо с тобой еще обсудить кое-что важное! А ты… Ваня… – у нее сменился тон. – У тебя все в порядке?

– Да, – машинально отхлебнул кофе. Тьфу, гадость какая! Выплюнул окурок. – Нет! У меня у… у друга неприятность – квартиру вчера взломали. Полиция, заявление, все дела. Спал ночью пару часов.

– Ох… Помощь нужна?

– Справляюсь, – он отодвинул кружку подальше. – Сейчас пару звонков сделаю и приеду. Час от силы, ага?

– Ага. Давай, жду.

Надо все-таки звонить Тину.

Тихий выслушал молча, не перебивая. И только потом взорвался негодованием и вопросами:

– Почему не позвонил вчера?! Ты соображаешь вообще, что случилось?! Ты должен был сразу позвонить, Ваня, сразу! Как только узнал, что у Лопухиной квартиру взломали!

Тобольцев мог только что-то невразумительно промычать в трубку.

– А как она там во взломанной квартире осталась, ты подумал?! – продолжал бушевать Тин. – Это же мы ее подставили! Мало ли что полицию вызвали! Что промолчали – молодцы, конечно. Но самодеятельность тут не к месту, Ванич! Надо было забирать ее, ни в коем случае не оставлять одну!

– Я провел ночь у нее, – наконец получилось сказать что-то. – Она была не одна.

– А… – начал Тихон и замолчал. После паузы только продолжил: – Ясно. – Потом еще вздохнул и добавил зачем-то: – Понятно. Слушай, раз такое дело… Я своих, наверное, в Коломну увезу. И позвоню… так… ага, значит, вот Толе и позвоню… – Тихий явно говорил сам с собой. А потом все-таки вспомнил о собеседнике. – Так, Ваня, спокойнее будет, точно тебе говорю. В общем, я Варьку с Марфой сегодня от греха подальше к своим отправлю – там каждая чужая рожа на виду. И Анфису с ними. И пару ребят. Я позвоню и… Так, Вань, а Евдокию, может, тоже в Коломну? К Идее Ивановне под охрану? А что, она одна как взвод спецназа, – Тин хохотнул. Но его веселье на другом конце трубки не поддержали. – Ладно, извини. Но ты подумай. Дела-то нешуточные завариваются, и о безопасности своей женщины ты должен позаботиться, Ванич.

– А кто тебе сказал, что она – моя женщина?

– Но я думал… – тут голос Тина прозвучал слегка растерянно.

– А ты меньше думай, Тихий. От этого бывают страшные головные боли.

– А ты больше думай, Тобольцев, – жестко ответил Тихон. – Особенно о том, что говоришь и с кем говоришь. А то как бы в ухо нечаянно не схлопотать. От этого тоже бывают страшные головные боли. Приходи в себя, Тобол. Вечером созвонимся.

* * *

Сколько она простояла, глядя на закрытую дверь, Дуня не знала. Вот и все. Как легко жизнь может превратиться в руины всего за несколько часов.