– Сколько?
Гитарист, который явно был главным в коллективе, за свою ресторанную карьеру точно повидал всякого и выслушивал самые причудливые заказы. И мужчина в красных кедах, драных джинсах, белой майке и с розой в руке, а также его просьба не особо удивили музыканта. А может быть, видел, что этот человек сидел за одним столиком с хозяином заведения. Как бы там ни было, он улыбнулся и ответил:
– Нисколько. С удовольствием. Есть предчувствие, – музыкант кивком головы указал на цветок в руке Тобольцева, – что вы покажете класс.
Сколько раз он слышал от педагогов про внутреннее чувство танца? Много. Но так и не понял, что это такое, не почувствовал ни разу. Танец – это отсчет ритма и выученные шаги и движения. Все.
А вот теперь, спустя годы, когда, кажется, Ваня напрочь про это забыл, танец в нем вдруг проснулся. Ожил. И настоятельно заявил о себе. Иван почувствовал наконец-то, что такое – внутренняя потребность выразить себя в ритме, в движении… Сдохнет просто, если это сейчас не сделает. С ней. И плевать на все. И на всех.
Она заметила его, только когда за руку резко поднял со стула. Они оказались лицом к лицу. Снова.
Она молчала все время, пока он не слишком деликатно тащил ее в сторону середины зала под вступительные скрипичные аккорды. Больше желающих танцевать под эту музыку не нашлось.
Когда они остановились и снова оказались лицом к лицу, Дуня наконец заговорила. Точнее зашептала – испуганно, отчаянно. И взгляд у нее – загнанный, панический.
– Ты с ума сошел? Что ты творишь? – шепотом.
– Я творю танго. Значит, так, – правая рука привычно легла на ее спину. И не было там других рук до него. Никогда. Танго не было – значит, не считается. – Первое – не бойся. Я не кусаюсь. Точнее… Ну, в общем, не в этот раз. Второе. Слушай меня и музыку. Доверься мне. – Она едва ощутимо вздрогнула. – В последний раз. Пожалуйста.
Судя по выражению глаз, она его не слышала. Слова пролетали мимо.
– Я не умею. Ты сумасшедший. На нас все смотрят, я… я упаду!
– Поймаю. Не впервой.
– Ваня… – это была просьба. Всхлип. Мольба.
– Ванечка, – поправил он ее. И больше говорить было не о чем. Шипы впились в кожу, когда он сжал левой рукой ее ладонь и сделал первый шаг. Она на своем первом шаге споткнулась. И судорожно вздохнула.
Так они далеко не уедут.
– Слушай меня, пожалуйста. Слушай и повторяй. Потом ты поймаешь ритм и будешь сама. У тебя все получится. Давай. Два шага назад. Еще один назад и вбок. Два медленных, два быстрых. Все просто. Медленно-медленно, быстро-быстро.
Они описали полный круг, пока она освоилась. Привыкла к его рукам. К ритму шагов. А когда вступили виолончель и гитара, случилось чудо. Танго взяло в плен и ее тоже. И вот после этого начался Танец. Конечно, Ваня что-то подсказывал ей шепотом на ухо. Но, кажется, она знала все и так.
Это было безумие. И мука. В груди саднило, Дуня даже говорить не могла. Оставалось только слушать и запоминать. Они одни на танцполе. Совсем одни. Все остальные – зрители. Какое шоу! Какой цирк! Надо хоть как-то сохранить подобие приличия. Как хорошо, что Тихий увел Илью.
Ваня, что же ты творишь? Медленно-медленно, быстро-быстро. Медленно-медленно, быстро-быстро… просто вести отсчет в голове и не обращать внимания на боль. Между ладонями зажата роза. Она ранила обоих. Это тоже стало частью танца.
Медленно-медленно, быстро-быстро… медленно-медленно… ноги отсчитывали шаги, а он вел – аккуратно, уверенно, шептал, что надо делать. И этот шепот до дрожи. И рука на спине до мурашек. И губы совсем близко. Они что-то говорят, а Дуня в какой-то момент перестала понимать.
Главное – медленно-медленно, быстро-быстро… главное – улавливать мелодию и чувствовать его тело. Когда ноги привыкли к однообразным движениям, в танец ворвалась музыка. Дуня услышала ее. Танго! Настоящее танго. Нет другого такого танца, в котором одновременно собраны отчаянье, страсть, ненависть и… любовь.
Медленно-медленно, быстро-быстро, а потом… поворот? Ваня понял, он повел, он увлекал ее за собой, дальше, в танец. В танго. Туда, где есть все. Даже выкручивающая душу тоска.