Дульсинея и Тобольцев, или 17 правил автостопа

– Вот это да, Евдокия Романовна! – глаза Паши блестели. – Я не знал, что вы любите фотографировать.

– Думаю, фотоаппарат отлично пригодится для нашей работы, – она поставила коробку на пол около стула.

– Для нашей работы можно и простую мыльницу.

Дуня пожала плечами. Илья сжал ее руку, она подняла взгляд. В его глазах светилась настоящая неподдельная гордость. Она слабо улыбнулась в ответ.

– Речь удалась?

– Все было отлично.

– Я заслужила блинчик с икрой?

– Несомненно.

Он пришел один.

* * *

Мероприятие шло своим чередом, без запинок и заминок. И какой-то частью сознания Ваня радовался за Тина. Что все так вот получилось – стильно, здорово. Но старался не думать о том, чья еще в этом заслуга. Вполуха слушал ведущего, на моменте произнесения Тихоном приветственной речи поднял голову к импровизированной сцене. А потом снова принялся крутить едва тронутый бокал с сухим красным вином. Когда на сцену вышла Дуня… когда она говорила… он изучил этот бокал до самого последнего изгиба и самой последней капли на стенках. Перед Иваном менялись тарелки – холодные закуски, потом горячее. Аппетита не было совсем, и вилку Ваня брал в руки, только чтобы не обидеть сидящего рядом Тина.

Впрочем, Тихий не слишком-то обращал внимание на соседей по столу. Шушукался о чем-то с женой, периодически бросая взгляды в зал то на одного, то на другого из гостей. Супруги явно обсуждали мероприятие на своем, только им понятном языке. В какой-то момент Варвара указательным пальцем нажала мужу на кончик носа, словно на кнопку звонка, то ли подтверждая этим жестом свои слова, то ли, наоборот, признавая полную беспомощность аргументов. Тихон рассмеялся, коротко притянул пальцы супруги к губам, а потом снова принялся в чем-то ее увлеченно убеждать вполголоса.

Иван отвернулся. Было полное ощущение, что подглядывает за чем-то интимным. Но увиденное не отпускало. На Варваре скромный темно-синий костюм и белый топ, огненные пряди укрощены затейливыми косами. И непонятно, что именно из этого – или все вместе, или что-то еще, – но что-то точно и однозначно говорило окружающим, всем и каждому, что эта женщина – несвободна. Что рядом с ней есть мужчина. Ваня никогда не видел Варвару одну, без Тина. И Тобольцев не мог ее представить вне его. Точно так же, как и рядом с Тихим постоянно незримо присутствовал всполох рыжих волос. Они были вместе всегда, даже когда врозь. Вдруг вспомнилась фраза все из того же источника житейской мудрости Антонины Марковны Тобольцевой: «Мужняя жена». И Варвара Тихая определенно была «мужняя жена», словно на лбу у нее это написано.

Небольшой оркестр уверенно взял знакомые аккорды, отвлекая Ивана от его странных мыслей. Он оторвал взгляд от бокала. Чтобы увидеть, как на танцпол выходит пара. Он – в костюме. Она – лепесток пламени. О который Иван обжегся.

Приложился к бокалу. Кто-то сотворил чудо и превратил его вино в воду. Образовавшуюся пустоту Тобольцев до краев наполнил коньяком.

А коньяк в бокале кто-то превратил в вино, и он пил жадными глотками.

Не смотреть.

Мужская рука с отблеском золотых часов на ее пояснице.

Не смотреть.

Подол ее платья играет в прятки с коленями. Зона-прятки, зона щекотки.

Не смотреть.

Он хорошо ведет.

Не смотреть.

У нее потрясающая пластика и чувство ритма. Даже под эту простенькую мелодию.

– Похоже, специально для твоей Дуни музыку включили, – раздался рядом голос Ракеты.

Над залом плыла «Леди в красном» авторства маэстро де Бурга. Пару с девушкой в алом закрыла другая. Кажется, оба – сотрудники Дуни. Дизайнер и секретарша. Неуклюже топтались, по крайней мере он, и не торопились освободить обзор. Мимо них, спеша к выходу из зала и прижимая телефон к уху, прошла Варвара. Одна мужняя жена прошла мимо другой. Ваня, пытаясь стряхнуть горькое наваждение, отвел взгляд. Кашлянул.

– Она не моя.

– Угу. Не твоя – вот ты и бесишься.

Иван обернулся так резко, что опрокинул наполовину пустой… наполовину полный… да какая разница… теперь точно пустой. Тобольцев даже сказать ничего не успел – Слава поменялся в лице.

– Извини. Черт, извини. Я не то хотел… Я не…

Тихий Ване друг. И, конечно, простит, что на его празднике Ваня пьет коллекционный армянский коньяк прямо из горлышка. И все остальное, что Иван собирается сделать, Тин ему тоже простит. Наверное. А впрочем – плевать.

Он видел себя словно со стороны – как встал с места. И слышал разговор своих друзей – будто не о себе.

– Драка будет? – это Рося.

– Лучше бы драка, – вздох Тина. – Но для Тобольцева мордобой – это примитивно. Он же у нас натура творческая. Сейчас чего-нибудь точно… вытворит. Так… так… Это мне не нравится. Совсем не нравится. Еще и розу взял, подлец! Ну все-е-е, Рося, я иду брать в оборот пижона. Чую, Ванька пошел вразнос.

– Есть из-за чего?

– Слепой ты, что ли… – еще один вздох Тина. – Сейчас индийское кино начнется.

– Почему индийское?

– Ну так там, если горе-беда, – начинают плясать.

А дальше Ваня не слышал уже. Он с розой в руке шел к сцене, по дороге стаскивая с плеч рубашку. Чтобы ничто не стесняло движений.