Проходит три дня с тех пор, как Финника доставили к нам в отряд. Боггс, которого раньше никто не видел таким обозленным, приказывает своей заместительнице, солдату Джексон, назначить круглосуточный надзор за Финником, который лишь грустно улыбнулся, услышав приказ. Но все три дня проходят без особых происшествий, если не считать грубых выпадов в сторону Китнисс.
Стоит ли говорить, что ни меня, ни Гейла, ни Китнисс в надзорщики не берут? Когда мы попробовали возмутиться, Джексон отрезала, что ни один из нас не сможет застрелить его, если потребуется. В конечном итоге мы выторговали право караулить в паре с кем-нибудь другим, кто не знаком с Финником так близко.
Хотя, по-моему, Китнисс будет проще будет прострелить себе голову, чем поднять оружие на друга.
После очередного дня съемок я ставлю палатку – на третий день получается уже не так ужасно – пока Китнисс, сидя на земле, пустым взглядом изучает карту.
- Мы можем поговорить? – спрашивает она после недолгого молчания.
- Конечно, - бормочу я, натягивая брезент на основу из колышек. – О чем?
- Ты ведь на моей стороне? – неожиданно спрашивает она, поднимая голову.
- Всегда, Китнисс, - отзываюсь я, прищуриваясь. – Что за вопросы?
- Мы говорили по поводу одержимости Финника с Боггсом, - бормочет Китнисс, не поднимая глаз.
Я морщусь, припоминая, как командир после бесплодных звонков в Тринадцатый отзывал Китнисс, чтобы переговорить с ней.
- Я знаю, - киваю, потому что это было довольно очевидным фактом.
- Пойдем, - она поднимается на ноги, хватает меня за руку и тянет за собой. – Джексон просила собрать хворост для костра.
- Рано или поздно он все равно потеряет контроль и доберется до меня, - тихо говорит она, пока мы, наклонившись, подбираем засохшие ветки.
- Мы будем смотреть за ним в оба, - обещаю я.
- Я знаю, зачем она это сделала, - добавляет Китнисс, имея в виду Койн. – От мертвой меня ей будет больше пользы.
- Почему она так тебя ненавидит?
- Не думаю, что это настолько сильное чувство. Я ей определенно не нравлюсь, это ясно. Боггс говорит, что она хотела спасти с арены тебя, но ее никто не поддерживал. Когда это все-таки случилось, она была в восторге. А потом ты не оправдал ее ожиданий, потому что был слишком подавлен тем, что я отправилась в Капитолий. Правда, потом мы свою роль выполнили.
- Но она все равно считает тебя опасной.
- Да. Потому что война почти закончилась, а потом будут выборы.
- Не думаю, что она настолько дура, чтобы думать, будто кто-то допустит тебя на место президента.
- Нет. Но на чьей стороне я буду? Боггс считает, что ни у кого нет столько влияния, как у меня.
- Она боится, что ты будешь против нее, - заканчиваю я. – Тем более, своего отношения к ней ты никогда особо не скрывала.
- Я могу помочь революции только одним способом, - тихо говорит она.
- Умереть, - с болью замечаю я.
- Да, - кивает она.
- Китнисс, - выдыхаю я и хватаю ее за руку. – Не делай глупостей. Не позволяй Койн играть тобой.
- Глупостей?
- Например, ты собираешься смотаться отсюда с картой и голографом, если сумеешь его раздобыть, - довольно грубо отвечаю я, высказывая свои догадки.
Китнисс чуть краснеет.
- Ты же не сбежишь без меня? В болезни и здравии, в горе и в радости, помнишь? – говорю я, вспоминая свадебную клятву, которую мы практически произнесли, обручившись по традиции Дистрикта.
- Как твой товарищ по оружию, я могу настоятельно рекомендовать тебе оставаться с твоим отделением, но ты ведь все равно не послушаешь, верно?
- Разумеется, - усмехаюсь я. – Если ты не хочешь, конечно, чтобы я поставил на уши всю армию.
- Пошли, нам пора возвращаться, - тихо шепчет она, поднимая связку хвороста.
В лагере мы ужинаем, а потом разбредаемся по палаткам. Ночь довольно теплая, поэтому мы вытаскиваем спальные мешки и устраиваемся поближе к костру. В полночь на дежурство вступают Джексон и Китнисс. Но не спит, кажется, никто. Мы сидим или лежим в спальниках, прислушиваясь к треску костра и слушая дыхание друг друга.
- Простите, что доставляю вам столько проблем, - бормочет Финник через некоторое время. – Мне лучше было бы находится в Тринадцатом, чем здесь.
- Ты не виноват, - отвечает Гейл. – Не ты выбирал, когда тебя сюда посылали.
- Ты хороший человек, - добавляет Митчелл. – Во всем виноват Сноу.
Все опять замолкают. Я прокручиваю в голове воспоминания, связанные с Финником: они разговаривают с Китнисс у колесницы, он учит ее вязать узлы, помогает мне доплыть до берега на арене, спасает мне жизнь, в конце концов, он заботится о Китнисс, когда Сноу отправляет их на еще одни Игры. Он действительно всегда был добр к нам. Он помогал нам. И я, и Китнисс обязаны ему жизнью.
- Твой любимый цвет… зеленый? – тихо спрашивает Финник спустя несколько минут. – Китнисс?
- Да, - не задумываясь, отвечает она. – А твой – цвет морской волны.
- Морская волна? – морщась, переспрашивает он.
- Ближе к изумрудному. Как твои глаза, - поясняет она. – По крайней мере, ты сам мне так однажды сказал.
Финник закрывает глаза, наверное, пытаясь представить себе море, которое не видел очень давно, а потом кивает.
- Спасибо.