Читаем Думай, что говоришь полностью

«Стоило нам только войти в ворота и отдать наши билеты служащим, чьи корзины уже были переполнены обрывками билетов с отметками контроля, мои глаза тотчас подтвердили мне то, что уже сообщили уши и нос. Один шаг и мы переходим из мира нешумного и неторопливого в мир вечного движения. Ослепительные огни, беспорядочно мигающие, заигрывают, кажется, со всеми и с каждым. Дети – их белые футболки усеяны пятнами шоколада и горчицы – убегают от родителей и снова возвращаются, пронзительным криком оповещая, что впереди их ждет огромный медведь. На расстоянии перемещающиеся туда-сюда толпы похожи на движущиеся тени с неотчетливыми очертаниями.

Вот и оно. Чертово колесо возвышается прямо над нами. Плавно покачиваясь в кресле мы ждем, когда начнется заезд. Мотор чихает, а затем начинает медленно вращать колесо, руки брата покрываются «гусиной кожей», а глаза делаются шире и шире, по мере того, как колесо набирает скорость. Ярмарочная площадь вскоре превращается в калейдоскоп фантастических образов и расцветок. Ветер проносится по моим волосам, забрасывая их далеко назад и временами обжигая лицо. Мы оба вопим, что есть сил. Вдруг, как будто даже не замедляя ход, колесо останавливается, и вот, мы уже бредем к машине»[29].

Вы поймали метафоры и сравнения? Вот они: в первом абзаце – «огни… заигрывают» и «толпы… похожие на движущиеся тени». Во втором – «ярмарочная площадь вскоре превращается в калейдоскоп фантастических образов и расцветок».

Но на самом деле их еще больше! Если вы хотите убедиться в этом, добро пожаловать в следующую главу!

<p>Осторожно, метафоры повсюду!</p>

В чем же волшебство сравнений и метафор? В силе нашего воображения. Хотя автор говорит о невероятных вещах – «лицо открылось, как дверь», «осень приходит в лес, как вдова в свой терем», – мы понимаем, о чем идет речь. Мы видим, как с усилием растворяется дверь и видим, как Наташа с усилием, словно вспоминая, как это делается, улыбается Пьеру (видите, и мне не удалось избежать сравнения). Мы видим осень – прекрасную женщину в трауре, которая входит в лес, как в боярский терем и грустит о том, что совсем скоро он рассыплется под натиском холодных и злых осенних ветров. И именно потому, что в метафорах кроется такая сила, обращаться с ними нужно очень осторожно.

К сожалению, в нас слишком часто сидит школьная привычка говорить в торжественных случаях не «как обычные люди», а «по-особому», «красиво» (совсем как Аркадий с его листком и бабочкой). При этом очень часто у нас получается не красиво, а смешно. Например, так:

«Хотя Кабаниха и не переваривала Катерину, но ела ее поедом днем и ночью».

«Желая услужить ревизору, Городничий сел в лужу».

«История Шинеля встревает с душу».

«Татьяна – концентрат всех лучших качеств русской женщины».

«Весь народ слился в одном лице няни Татьяны».

«Лермонтов наделил Печорина не только красивой внешностью, но глубокими внутренностями, пронизанными тоской».

«Базаров – это та печка, от которой начал плясать Тургенев».

«Небо Аустерлица переломило Болконского пополам».

Перейти на страницу:

Все книги серии Русский без ошибок

Похожие книги

Очерки по истории английской поэзии. Романтики и викторианцы. Том 2
Очерки по истории английской поэзии. Романтики и викторианцы. Том 2

Второй том «Очерков по истории английской поэзии» посвящен, главным образом, английским поэтам романтической и викторианской эпох, то есть XIX века. Знаменитые имена соседствуют со сравнительно малоизвестными. Так рядом со статьями о Вордсворте и Китсе помещена обширная статья о Джоне Клэре, одаренном поэте-крестьянине, закончившем свою трагическую жизнь в приюте для умалишенных. Рядом со статьями о Теннисоне, Браунинге и Хопкинсе – очерк о Клубе рифмачей, декадентском кружке лондонских поэтов 1890-х годов, объединявшем У.Б. Йейтса, Артура Симонса, Эрнста Даусона, Лайонела Джонсона и др. Отдельная часть книги рассказывает о классиках нонсенса – Эдварде Лире, Льюисе Кэрролле и Герберте Честертоне. Другие очерки рассказывают о поэзии прерафаэлитов, об Э. Хаусмане и Р. Киплинге, а также о поэтах XX века: Роберте Грейвзе, певце Белой Богини, и Уинстене Хью Одене. Сквозной темой книги можно считать романтическую линию английской поэзии – от Уильяма Блейка до «последнего романтика» Йейтса и дальше. Как и в первом томе, очерки иллюстрируются переводами стихов, выполненными автором.

Григорий Михайлович Кружков

Языкознание, иностранные языки