Читаем Думай, что говоришь полностью

Дело в том, что в каждом сравнении, в каждой метафоре спрятаны дословный смысл слов и образ, который они в вызывают в нашем воображении. И если этот образ окажется смешным и нелепым, его будет невозможно прогнать из головы читателя. Какие бы красивые и трогательные слова мы не подбирали, люди будут видеть, как Кабаниха ела Катерину, Тургенев плясал от Базарова, как от печки, а Андрея Болконского переломили пополам.

И если в детстве авторы на получили прививки от красивых слов, они продолжают «радовать» своих читателей и дальше. Например, так:

«Мы стали неким обособленным узлом внутри человечества».

«Омуты Люси сверкнули из-под год темнотой».

«Хрусталь надежды с грустным звоном разбился о суровую реальность».

«Тревога прошла через нас всех, как электрический разряд».

«В их глазах застыла омертвелая пустота, словно придавившая их к земле своей тяжестью».

«Этот человек на самом деле был акулой, готовой поглотить все, что было дорого его жертве».

«Осознание совершившегося настигло его только на границе».

«Мы с удовольствием впитывали глазами пейзаж, окружавший нас».

«Новая идея пронзила его мозг».

«Весенний лес буйствовал жизнью».

«Экран охватила жуткая судорога».

«Этот мужественный человек, словно античный герой, не раз доказывал любовь к своему народу и жертвовал ради него жизнью».

Эти авторы столь далеко ушли в своем «стремлении к красоте», что понять их стало очень сложно, а порой просто невозможно. Почему? Потому что они думали не о читателях, а лишь о том, как будут выглядеть в их глазах (да и это – в лучшем случае). А как только вы забываете о читателе, он перестает понимать вас.

* * *

Обратите внимание на первые две фразы – те, что о Кабанихе и о Городничем. Почему они стали смешными без всякой на то воли автора? Дело в том, что метафора далеко не всегда – некий прием, применяемый сознательно, усилием воли: «С чем бы мне сравнить это облако? На что оно похоже? На слона! Значит, пишем: «По небу плыл белый слон!». На самом деле, наша речь пронизана метафорами, люди используют их, сами того не замечая, на каждом шагу. И в этой книге мы уже сталкивались в ними. Помните: «человек волнуется», «шляпка гвоздя», «ножка стула»? А еще «немое кино», «золотая осень», «золотая пора», «осень жизни», «на склоне дней» или «на склоне лет», «лампочка загорелась», «страсть угасла», «гнев потух», «дождь идет» или «снег идет», «иглы ели» или «иглы ежа». (Как в детских стихах: «Ель на ежика похожа, еж в иголках, елка – тоже»!).

Хотите проверить себя? Вернитесь к тексту о чертовом колесе и попробуйте найти в нем не только явные, но и скрытые метафоры. Я нашла пять. А вы?

А еще? Скрытыми метафорами буквально пронизана наша речь. Мы говорим:

пустить корни;

начать с чистого листа;

пойти как по маслу;

заложить фундамент отношений;

взобраться в гору;

подняться над схваткой;

стать звездой;

мальчик для битья;

метать бисер перед свиньями;

много воды утекло;

концы с концами не сходятся;

концы у воду;

провалиться мне на месте;

быть мрачнее тучи;

луч надежды;

губа не дура;

попасть в переплет;

волки сыты и овцы целы;

оставить мокрое место;

служебная лестница;

лбом стену прошибать;

загнать себя в угол / в ловушку;

проторить дорогу;

зайти в тупик;

оказаться прижатым к стенке;

вызвать на ковер;

вставлять палки в колеса;

учить азы;

выплеснуть младенца вместе с водой;

задрать нос…

и так далее, и так далее.

Если вы забудете об этих скрытых метафорах, то можете легко сесть в лужу вместе с Городничим. Или оказаться в том же положении, что и герой рассказа Чехова «Новая дача». Он хотел усовестить местных мужиков, пускавших свое стадо в его сад. Он просит их:

Перейти на страницу:

Все книги серии Русский без ошибок

Похожие книги

Очерки по истории английской поэзии. Романтики и викторианцы. Том 2
Очерки по истории английской поэзии. Романтики и викторианцы. Том 2

Второй том «Очерков по истории английской поэзии» посвящен, главным образом, английским поэтам романтической и викторианской эпох, то есть XIX века. Знаменитые имена соседствуют со сравнительно малоизвестными. Так рядом со статьями о Вордсворте и Китсе помещена обширная статья о Джоне Клэре, одаренном поэте-крестьянине, закончившем свою трагическую жизнь в приюте для умалишенных. Рядом со статьями о Теннисоне, Браунинге и Хопкинсе – очерк о Клубе рифмачей, декадентском кружке лондонских поэтов 1890-х годов, объединявшем У.Б. Йейтса, Артура Симонса, Эрнста Даусона, Лайонела Джонсона и др. Отдельная часть книги рассказывает о классиках нонсенса – Эдварде Лире, Льюисе Кэрролле и Герберте Честертоне. Другие очерки рассказывают о поэзии прерафаэлитов, об Э. Хаусмане и Р. Киплинге, а также о поэтах XX века: Роберте Грейвзе, певце Белой Богини, и Уинстене Хью Одене. Сквозной темой книги можно считать романтическую линию английской поэзии – от Уильяма Блейка до «последнего романтика» Йейтса и дальше. Как и в первом томе, очерки иллюстрируются переводами стихов, выполненными автором.

Григорий Михайлович Кружков

Языкознание, иностранные языки