Читаем Думай, что говоришь полностью

Есть слово модное и всем на вкус пришлось:Все игнорировать пустились вкривь и вкось.«Такого слова нет у Пушкина». – «Так что же?Для нас уж Пушкин стар, давай нам помоложе.Жуковский, Батюшков – все это старина,Все школа старая времен Карамзина.Мы игнорируем их книги и заслуги,Ученья нового поклонники и слуги,Мы пишем наобум и часто без ума;Освободились мы от школьного ярма,Мы все глядим вперед: учиться нам некстати,Учиться некогда учителям печати.Врожденных сил своих напрасно не губя,Мы призваны других учить, а не себя.Без лишнего труда ждет гения победа.А все мы гении от а и вплоть до z.Когда же как-нибудь нет мысли налицо,Пускаем в оборот мы новое словцо,Мы любим щеголять слов чужеземных кражей,Хоть языкам чужим и плохо учены».– «Бог в помощь, господа! Прогресса вы сыны!Лингвистики у вас нет в авторской поклаже,Но игнористикой вы щедро снабжены:Вы игнорируете даже,Как вы, в конце концов, и жалки, и смешны!»

Но позже его подхватили писатели и критики демократического направления, причем стали использовать именно во втором значении «не знать и не желать знать». Аполлон Григорьев пишет в одной из своих статей, что «игнорировать» – «учтивый ученый термин для выражения глубокого презрения». Благодаря тому, что это слово начали употреблять в своих произведениях (а не только в статьях и письмах) и Тургенев, и Салтыков-Щедрин, и Лесков, оно прочно вошло в наш словарь именно в смысле «сознательно не обращать внимания». И если вам почему-то не нравятся выражения «не обращает внимания», «не слушает», «не замечает», «пренебрегает» и т. д., вы вполне можете пожаловаться на то, что кто-то вас «игнорирует»[12].


9. Перед нами цитата из «Ревизора» Николая Васильевича Гоголя. Вернее, из письма некоего Андрея Ивановича Чмыхова, кума городничего. Он совершенно верно употребляет слово «инкогнито», пришедшее в наш язык их латыни, где «in-cogito» означало – «придумывать», «выдумывать», а «in-cognitus» – неведомый, неизвестный.


10. Совершенно верно. Согласно словарю Ушкова:

ВА́ННА, ванны, жен. (нем. Wanne).

1. Большой, продолговатый сосуд для купанья или лечения. Эмалированная ванна. Мыться в ванне.

|| Сосуд такой же формы, разной величины, предназначенный для обмывания, погружения разных частей тела. Глазная ванна.

2. Самый процесс мытья или лечения в ванне. Взять, принять ванну. Лечиться серными ваннами. После ванны опасно выходить на холодный воздух.

|| Лечение, укрепление тела через действие чего-нибудь (воды, воздуха, песка, солнечного света) на всю его поверхность. Солнечная ванна. Воздушная ванна.

11. А вот зеркало, скорее всего, было куплено для «ванной комнаты» или просто «для ванной».


12. Снова все верно. Слово «високосный» происходит от латинских «bis sextus» – «второй шестой». Это название возникло из-за решения Юлия Цезаря добавлять к февралю второй шестой (bis sextus) день перед мартовскими календами. Это слово не имеет никакого отношения к высоте, и его не стоит писать так: «высокосный».


13. Именно так должно писаться это слово, происходящее от латинского термина «inauguratio» – начало, посвящение. А вовсе не «инагурация», не «иногурация», и не «инконурация» (этот вариант я слышала однажды в телепрограмме).


14. Индивидуальный (от латинского слова «individuum» – отдельная личность) означает – личный, относящийся по отдельности к каждому. Поэтому «личное индивидуальное полотенце» (и еще что бы то ни было) – это тавтология.


Перейти на страницу:

Все книги серии Русский без ошибок

Похожие книги

Очерки по истории английской поэзии. Романтики и викторианцы. Том 2
Очерки по истории английской поэзии. Романтики и викторианцы. Том 2

Второй том «Очерков по истории английской поэзии» посвящен, главным образом, английским поэтам романтической и викторианской эпох, то есть XIX века. Знаменитые имена соседствуют со сравнительно малоизвестными. Так рядом со статьями о Вордсворте и Китсе помещена обширная статья о Джоне Клэре, одаренном поэте-крестьянине, закончившем свою трагическую жизнь в приюте для умалишенных. Рядом со статьями о Теннисоне, Браунинге и Хопкинсе – очерк о Клубе рифмачей, декадентском кружке лондонских поэтов 1890-х годов, объединявшем У.Б. Йейтса, Артура Симонса, Эрнста Даусона, Лайонела Джонсона и др. Отдельная часть книги рассказывает о классиках нонсенса – Эдварде Лире, Льюисе Кэрролле и Герберте Честертоне. Другие очерки рассказывают о поэзии прерафаэлитов, об Э. Хаусмане и Р. Киплинге, а также о поэтах XX века: Роберте Грейвзе, певце Белой Богини, и Уинстене Хью Одене. Сквозной темой книги можно считать романтическую линию английской поэзии – от Уильяма Блейка до «последнего романтика» Йейтса и дальше. Как и в первом томе, очерки иллюстрируются переводами стихов, выполненными автором.

Григорий Михайлович Кружков

Языкознание, иностранные языки