Читаем Думай, что говоришь полностью

Потом его осенило, что шифр может быть более сложным. Например, в первой тройке цифр тоже может заключаться информация. Какая? На Й, Ы, Ъ и Ь вообще слова не начинаются. Или если придумать, то в телефонной книжке будет нарочито. Эти буквы могут быть только в середине. Как же их зашифровать при надобности? — Ясно, что надо дать номер их позиции в слове… Так Козлов пришёл к этой плодотворной идее, что, не нарушая правдоподобного вида телефона, первая цифра, например, могла бы указывать на ту букву, которую надо взять из слова для подстановки в текст.

Он стал проверять эту версию. — Опять неудача.

«Тогда вторая цифра», — думал Козлов.

Снова нет.

«Тогда третья! Надо проверить гипотезу до конца».

И тут вдруг стало выписываться нечто связное… Козлов лихорадочно работал, с удивлением прочитывая, что перед ним составлялось. Постепенно его удивление стало переходить во что-то другое… Когда же он дошёл до последних букв текста, он испытывал такое чувство… даже и не чувство… — словом, — которое бесполезно было бы даже и пытаться описать.

<p>Морок</p>

«Договорились обедать в Торжке, я встал у столовой. И вдруг смотрю: Витька проезжает мимо. Что такое? А, — думаю, — не иначе, он посадил ту кралю, которую я проехал… Ну точно… Вот чёрт… Нет уж, я за тобой не погоню: жрать хочется страшно: шестой час», — рассказывал Геннадий. Дальше передаю его рассказ без кавычек.

Он подходит:

— В Питер?

— Нет, в Москву.

— Возьми меня.

— Да я обедать иду.

— Ты с ума сошёл! Свободу не любишь? Некогда сейчас обедать! Поехали быстро, пока заставы не сделали на трассе. Бог даст, если проскочим, да машину поменяем, — в Новгороде тогда поужинаем.

— Ну ладно, тебе виднее…

Поехали.

— Там всё равно ничего нет в столовой, одни макароны, — говорит он. — Конец дня…

— Да хоть бы чего, — говорю, — а то нет сил как жрать хочется.

— Погоди, что-нибудь придумаем… А что это темнеет так быстро?

Да, темнеет. И дождь стал накрапывать. Потом сильней полил. Дорога стала скользкая.

— Погляди в зеркальце: ментов нет за нами?

— Вроде нет, — говорю.

— И то ладно. Фартит пока… Давай, что ли, прицеп отстегнём, а то мешает ехать…

Бросили прицеп. Погнали быстро.

— Этот водила будет там в столовке минут десять, не больше, — говорит он. — Там ведь и нет ничего, одни макароны… А потом выйдет: машины нет — и сразу организует шухер. Поэтому машину мы должны поменять. Это обязательно. Без этого погорим точно… А после уж подумаем, как поменять одежду… Ох, что-то дождь совсем проливной…

Да, уже ничего не видать. Я включил фары.

— Вон там стоит чего-то. «КамАЗ»? — говорит он. — Ну-ка останови. Попробуем…

Стоит на обочине без огней. Я тормознул и встал сзади. Смотрю: да ведь это Витька…

— Свет гаси, — говорит. — Пошли потихоньку. Монтировку возьми на всякий случай… С двух сторон сразу открываем двери. Без шума только.

Ну, двери так и открылись. А в кабине никого. «Куда ж он делся?» — думаю. И вдруг вижу: Витька лежит на койке за сиденьем — с этой самой девкой. Обнялись и спят, притомились вполне.

— Порядок, — шепчет он. — И машина, и одежда — всё сразу. И документы — вот как! Сейчас придушим.

— А как?

— Просто пальцами. Не умеешь? — Он показал. — Вот так бери. Ты девку, я мужика.

Надавил — она только задёргалась. А Витька захрипел у него, булькнул пару раз.

— Вот гады, — говорю. — Не могли раздеться толком… Как же мы теперь — одежду-то?..

— А мы их съедим, — говорит он, — и в их одежду всунемся. Заодно и трупов не будет, всё чисто. Давай — тебе за руль — ты мужика.

— Да ты что! Это же Витька! мой товарищ! Не могу я его есть. Давай я — девку…

— Очумел! А кто поведёт?

— А ты?

— Да у меня со зрением неважно.

— Ну, я.

— Так ведь документы на мужика! Погорим через это дело!.. Давай быстро! Жри!

— Ой, не могу… Нет, нет, ой, никак не могу! Не могу, не могу, не могу, не могу, не могу, что хочешь делай…

— Ладно! заныл!..Чёрт меня дёрнул с тобой связаться. Время только теряем… Раздевайся быстро и жри девку… Только живее, живее — менты появятся с минуты на минуту…

— Разделся… А откуда начинать-то её?

— С ног, с ног, вот олух-то!..

Мы принялись жрать. Легко пошло. Я быстрей него съел. Сразу за баранку — и отъехал. Он ещё кости домалывал. Потом надел Витькину кепку, уселся.

— Прицеп бросим? — спрашиваю.

— Нет, это нельзя. У нас теперь накладные, путёвка. — Довольный сидит.

— Ну что там? Нет сзади?

— Нет.

Только это сказал — а вот они, голубчики, спереди! Жёлтая ПМГ. И стоит рядом — палку вытягивает.

— Чего? — Я спрашиваю.

— Тормози.

Встали. Он пока собирал Витькины бумажки, хотел идти, — тот сам подходит и открывает дверь с моей стороны… Удивился.

— Вы — водитель?

Молчим.

— Водитель — я, товарищ лейтенант. — Он говорит тихо.

— Вы?.. А это… Почему за рулём!.. это — кто?

— Подруге дал повести немножко, товарищ лейтенант…

— Подруге?.. Так… Ваши документы…

— Вот… — тянет через меня бумажки, и мне в ухо: «На газ! на газ! рви, курва!..»

Лейтенант качнулся… за дверь схватился… — не успел. Растянулся на дороге.

Перейти на страницу:

Все книги серии Уроки русского

Клопы (сборник)
Клопы (сборник)

Александр Шарыпов (1959–1997) – уникальный автор, которому предстоит посмертно войти в большую литературу. Его произведения переведены на немецкий и английский языки, отмечены литературной премией им. Н. Лескова (1993 г.), пушкинской стипендией Гамбургского фонда Альфреда Тепфера (1995 г.), премией Международного фонда «Демократия» (1996 г.)«Яснее всего стиль Александра Шарыпова видится сквозь оптику смерти, сквозь гибельную суету и тусклые в темноте окна научно-исследовательского лазерного центра, где работал автор, через самоубийство героя, в ставшем уже классикой рассказе «Клопы», через языковой морок историй об Илье Муромце и математически выверенную горячку повести «Убийство Коха», а в целом – через воздушную бессобытийность, похожую на инвентаризацию всего того, что может на время прочтения примирить человека с хаосом».

Александр Иннокентьевич Шарыпов , Александр Шарыпов

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Овсянки (сборник)
Овсянки (сборник)

Эта книга — редкий пример того, насколько ёмкой, сверхплотной и поэтичной может быть сегодня русскоязычная короткая проза. Вошедшие сюда двадцать семь произведений представляют собой тот смыслообразующий кристалл искусства, который зачастую формируется именно в сфере высокой литературы.Денис Осокин (р. 1977) родился и живет в Казани. Свои произведения, независимо от объема, называет книгами. Некоторые из них — «Фигуры народа коми», «Новые ботинки», «Овсянки» — были экранизированы. Особенное значение в книгах Осокина всегда имеют географическая координата с присущими только ей красками (Ветлуга, Алуксне, Вятка, Нея, Верхний Услон, Молочаи, Уржум…) и личность героя-автора, которые постоянно меняются.

Денис Осокин , Денис Сергеевич Осокин

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее