Думай, как Эйнштейн

Непреходящую жажду Эйнштейна к знаниям Талмуд утолял, как мог, постоянно снабжая мальчика книгами из своей научной библиотеки. Прежде всего их дружбу особенно прочно скрепили учебники по математике, задачки из которых Альберт щелкал, точно орехи, неделю за неделей демонстрируя все больший прогресс. И вскоре Талмуд осознал, что его протеже превзошел его самого. Тогда он стал знакомить Альберта с более философскими текстами – от Канта до Дэвида Юма и Эрнста Маха. Друзья обсуждали особо каверзные вопросы из серии «что мы вообще можем знать о реальности?», постепенно обеспечивая Эйнштейна необходимой философской базой для большинства трудов его жизни. Получив счастливый шанс встретиться с Талмудом, Эйнштейн распознал в молодом медике родственную душу и сумел использовать их дружбу для своего интеллектуального роста. Через какое-то время их пути разошлись, и они потеряли друг друга из виду, но много позже Талмуд с теплом вспоминал, как легко и быстро им удалось восстановить прежнюю дружбу, встретившись снова почти двадцать лет спустя.

В 1895-м, когда Эйнштейн переехал на учебу в Арау, он снова продемонстрировал свой дар «прибиваться к единомышленникам», переехав жить к семье Винтелер. Патриарх семейства Йост взял Альберта под свое крылышко, и они проводили часы напролет в дискуссиях о политике. Завзятый либерал Йост с глубоким подозрением относился к идеям национализма и милитаризма, что не могло не тронуть душу юного собеседника. Влияние Винтелера-старшего ощущалось во всех леволиберальных, демократических и федералистских воззрениях Эйнштейна на протяжении всей его жизни.

Здесь же стоит упомянуть и творческие союзы, которые он создавал с другими учеными. В цюрихском Политехникуме он встретился с Мишелем Бессо – пожалуй, важнейшим другом всей дальнейшей жизни, который выступал своеобразным резонатором большинства посещавших Эйнштейна идей. Вторым его однокашником и близким другом был Марсель Гроссман, чьи познания в математике Эйнштейн нещадно эксплуатировал на пути к созданию Общей теории относительности. Выпускницей того Политехникума была и будущая жена Эйнштейна, Милева Марич, отношения с которой расцвели в атмосфере взаимного интеллектуального обожания.

Хотя в целом Эйнштейну работалось лучше всего в одиночестве, он никогда не забывал об опасности т. н. «производственного вакуума». Для человека, который в относительно юные годы произвел на свет столько бесценных идей и удостоился всех мыслимых почестей не только в научных кругах, но и по всему белу свету, было бы несложно убедить себя в том, что ему не нужен никто. Но такому соблазну он, слава богу, поддаваться не стал.

Напротив, он то и дело создавал творческие союзы для поддержания самых плодотворных отношений, которые не прерывались десятилетиями (а зачастую переживали и периоды профессиональных расхождений во взглядах). Благодаря этому он завершил свои важнейшие научные труды при участии таких звезд науки, как Питер Бергман, Шатьендранат Бозе, Вандер Йоханнес де Хааз, Леопольд Инфельд, Борис Подольский, Натан Розен и Лео Силард. А также обнаружил огромное интеллектуальное родство с Марией Кюри, которая в 1917 году написала:

Я смогла оценить ясность ума, масштабы информированности и глубину знаний этого человека… Есть все основания для того, чтобы возлагать на него величайшие надежды и видеть в нем одного из ведущих теоретиков будущего.

Следует отметить, что Эйнштейн никогда не ограничивал свой круг знакомств лишь теми, кто в целом соглашался с его воззрениями. Сам постоянно бросавший вызов любым незыблемым постулатам, он с радостью общался с людьми, готовыми и способными оспаривать его собственные «очевидные истины». Особенно широко известен его интеллектуальный спарринг с датчанином Нильсом Бором, «крестным отцом» квантовой физики, – противостояние, которое явилось основой для их плодотворнейшего сотрудничества в дальнейшем. В 1920 году Эйнштейн написал Бору: «Нечасто в моей жизни встречаются люди, чье присутствие дарило бы мне столько радости, сколько это удается вам». В этот же список закадычных друзей с противоположной научной позицией можно с успехом внести и Макса Борна (столь же яростного, как и Бор, апологета квантовой теории), и Эрвина Шрёдингера, дискуссии с которым, как здесь уже упоминалось, Эйнштейн просто обожал: Альберт всячески поддерживал работу Шрёдингера, и это всегда происходило взаимно, несмотря на постоянные нестыковки их научных интерпретаций.